— Знаем, знаем! Ты его насмерть заговоришь. Помолчи, Том Плэтт! Теперь, Гарв, скажи, как зарифить фок? Подумай, прежде чем отвечать.
— Потянуть это сюда, — сказал Гарви, указывая на подветренную сторону.
— Куда? В Атлантику?
— Нет, угле гарь. Потом протянуть этот конец туда…
— Неверно, — вмешался Том Плэтт.
— Тише! Он учится и еще не знает всех названий. Продолжай, Гарв.
— А это риф-штенкель. Надо прикрепить тали к риф-штенкелю, а потом отпустить…
— Отдать парус, дитя, отдать! — не выдержал Том Плэтт.
— Отпустить фал и дирик-фал, — продолжал Гарви. Эти названия ему запомнились.
— Покажи их, — приказал Длинный Джек.
Гарви повиновался:
— Опускать, пока эта веревочная петля… то есть… как ее… лик-трос, не дойдет до рея. Потом надо закрепить его, как вы объясняли, и снова подтянуть кверху фалы.
— Ты забыл про бензель, но ничего, со временем научишься. Да и мы поможем, — сказал Джек. — У каждой снасти на шхуне свое назначение. Иначе бы ее швырнули за борт, понимаешь? Ведь я сейчас набиваю твои карманы деньгами, тощий ты наш пассажир, а когда все выучишь, сможешь сам плыть из Бостона на Кубу и скажешь, что тебя учил Длинный Джек. А пока давайте-ка пройдемся еще разок. Я буду называть снасти, а ты дотрагивайся до них рукой.
Он назвал какую-то снасть, и Гарви, уже изрядно уставший, медленно поплелся к ней. От удара концом по ребрам у него перехватило дыхание.
— Когда у тебя будет свое судно, — сурово сказал Том Плэтт, — тогда и будешь по нему разгуливать. А до той поры выполняй приказы бегом. Еще раз, да пошевеливайся!
Гарви и так был вне себя от такого обучения, а этот последний урок еще больше подстегнул его. Но он был очень сметливый мальчишка, с очень решительным характером и довольно упрямый. Он оглядел всех и увидел, что теперь не улыбается даже Дэн. Значит, такая учеба здесь дело обычное, хоть и мучительное. Он молча со вздохом проглотил пилюлю и даже усмехнулся. Та же сметливость, что позволяла ему помыкать матерью, помогла ему понять, что никто на судне, кроме разве что Пенна, не станет потакать его прихотям. Даже по голосу можно понять многое. Длинный Джек назвал еще с полдюжины снастей, и Гарви прыгал по палубе, как выброшенный на берег угорь, и искоса поглядывал на Тома Плэтта.
— Очень хорошо. Хорошо получается, — сказал Мануэль. — После ужина я покажу тебе маленькую шхуну со всеми снастями. Я сам ее сделал, и мы будем учиться по ней.
— Отлично для… пассажира, — сказал Дэн. — Отец только что сказал, что из тебя выйдет толк, ежели ты не утонешь. От отца такое не часто услышишь. На следующей вахте я тебя еще подучу.
— Кидай «сало»! — прокричал Диско, вглядываясь в туман, клубившийся на реях.
В десяти футах от бушприта нельзя было ничего разглядеть. Бесконечной чередой катились тяжелые белесые волны, перешептывающиеся между собой и набегающие одна на другую.
— Теперь я обучу тебя такому, чего не знает Длинный Джек, — сказал Том Плэтт.
Он вынул из ящика на корме старый глубоководный лот, полый с одного конца, набил его бараньим жиром и пошел на нос.
— Я научу тебя запускать «сизаря».
Диско ловко повернул штурвал так, что шхуна приостановилась, а тем временем Мануэль с помощью Гарви, который очень этим гордился, быстро опустил кливер. Том Плэтт со свистом раскрутил над головой лот.
— Давай-давай, старина, — подгонял его Длинный Джек. — Мы ведь не к острову Файр-Айленд подходим в тумане. Нечего фокусничать!
— Ну и завистник ты, Джек.
Том Плэтт выпустил лот, и он шлепнулся в воду далеко впереди медленно идущей шхуны.
— Все же так запускать лот надо уметь, — заметил Дэн. — Ведь целую неделю только лот будет говорить нам, куда идти. Сколько, по-твоему, отец?
Лицо Диско разгладилось. Уйдя украдкой от остальных шхун, он рисковал своим мастерством и честью. К тому же он дорожил своей репутацией шкипера, знающего Отмели наизусть.
— Шестьдесят, если не ошибаюсь, — ответил он, мельком взглянув на маленький компас.
— Шестьдесят! — протяжно крикнул Том Плэтт, кольцами укладывая мокрый линь.
Шхуна снова набрала скорость.
— Бросай! — крикнул Диско через четверть часа.
— Сколько сейчас? — шепнул Дэн и гордо посмотрел на Гарви. Но на Гарви, поглощенного своими успехами, это не произвело впечатления.
— Пятьдесят! — сказал отец. — Думаю, мы над самой впадиной Зеленой отмели, где от шестидесяти до пятидесяти футов.
— Пятьдесят! — проревел. Том Плэтт, которого было едва видно сквозь туман.