В песне говорилось о славном пакетботе «Дредноут», и в бесконечном количестве куплетов описывался каждый его маневр от Ливерпуля до Нью-Йорка. Диско пел, гармоника всхлипывала, а скрипка визжала. Потом Том Плэтт исполнил песню про «неустрашимого Макджина, который привел судно в гавань». Они попросили спеть и Гарви, который с радостью внес бы свою лепту, но, к сожалению, он смог только припомнить несколько строф из «Шкипера Айрсона» — песенки, которую разучивали в адирондакском лагере. Ему казалось, что она как раз подходила для этого концерта, но стоило ему лишь упомянуть ее название, как Диско топнул ногой и вскричал:
— Замолчи, юноша, все в ней неправда от начала до конца!
— Надо было предупредить тебя, — сказал Дэн. — Отец терпеть не может эту песенку.
— Что ж в ней дурного? — спросил Гарви с досадой.
— Все, — ответил Диско, — все, от начала до конца. И виноват в этом ее сочинитель. Мне ни к чему заступаться за Айрсона, но он ни в чем не виноват. Мне отец рассказывал, как все произошло. Вот как было дело.
— В сотый раз слышу это, — шепнул Длинный Джек.
— Бен Айрсон был шкипером на «Бетти», юноша, и возвращался домой с отмелей. Это было еще до войны 1812 года, но правда всегда есть правда. Им повстречался «Эктив» из Портленда, а шкипером там был Гиббоне из того же города. За маяком мыса Код «Эктив» дал течь. На море был страшный шторм, и «Бетти» изо всех сил торопилась домой. Ну, Айрсон сказал, что в такую погоду невозможно подойти к другому судну, да и экипаж был против этого, и он предложил оставаться неподалеку от «Эктива», пока шторм не утихнет. На это экипаж тоже не согласился, хоть «Эктив» мог попасть в беду. Они тут же подняли стаксель и ушли. Айрсон, понятно, был с ними. Когда они пришли в Марблхед, на него все накинулись за то, что он решил не рисковать, и еще потому, что на следующий день другая шхуна сняла часть команды «Эктива». Им было невдомек, что на другой день буря-то утихла. А спасенные стали твердить, что Айрсон опозорил свой родной город, и прочее и прочее. А матросы «Бетти», те перепугались и стали валить все на Айрсона, говоря, что он один во всем виноват. И вовсе не женщины измазали его дегтем и вываляли в перьях — в том городе женщины не такие. Это все было делом рук мужчин и мальчишек. Это они таскали его по всему Марблхеду в лодке, покуда у той не вывалилось днище. А Айрсон, он сказал, что они еще пожалеют об этом. Как всегда, правда-то выплыла наружу, да поздно для этого честного человека. А сочинитель Уитьер подобрал эту сплетню да измазал в дегте и вывалял в перьях уже самую память о Бене Айрсоне. Уитьер никогда не ошибался, а на сей раз дал маху. А Дэну досталось от меня на орехи, когда он принес эту песню из школы. Ты тоже ничего этого не знал, а теперь знаешь, как все было на самом деле. Так что помни: Бен Айрсон не был таким, каким его сделал Уитьер. Мой Отец хорошо его знал до и после этой истории. Берегись опрометчивых суждений, юноша. Ну так как?
Гарви ни разу не слышал, чтобы Диско говорил так долго. Он был готов сгореть со стыда. Дэн же быстро пришел ему на выручку и заявил, что, мол, чему в школе учат, тому он и верит и что жизнь слишком коротка, чтобы отличить все правдивые истории от сплетен, которых так много на берегу.
Туг Мануэль тронул дребезжавшие струны своей маленькой гитары и запел по-португальски незнакомую песню. Закончил он ее, круто оборвав пение и рванув струны всей пятерней.
Диско согласился спеть еще одну старинную песню, и все подпевали ему хором. Вот один ее куплет:
Апрель миновал, больше нету снегов. Мы скоро покинем родимый наш кров, Уйдем мы туда, где бушует прилив. Где нам не видать колосящихся нив.В этом месте скрипка исполняла несколько тактов, а потом хор подхватывал припев.
Песня эта растрогала Гарви до слез, хоть он сам не мог понять почему. Но еще тоскливее ему стало, когда кок оставил свой картофель и потянулся к скрипке. Не переменив позы, он заиграл такую грустную мелодию, что казалось, должно произойти неминуемое горе. Потом он запел на незнакомом языке. Его большой подбородок прижимал к плечу скрипку, а белки глаз сверкали при свете лампы. Гарви свесился с койки, чтобы лучше слышать напев, который стонал и плакал, сливаясь со скрипом судна и плеском волн, и напоминал шорох прилива в густой туман, и, наконец, завершился протяжным воплем.
— Господи, прямо мороз по коже, — сказал Дэн. — Что это за штука?
— Песня, которую пел Фин Маккоул на пути в Норвегию, — ответил кок. Он говорил по-английски, четко выговаривая слова, как в граммофоне.