Рыбы было много, и рыбаки уснули прямо во время разделки. На следующий день несколько лодок рыбачили прямо под скалой Вирджин, и Гарви, оказавшийся среди них, с интересом разглядывал эту поросшую водорослями одинокую скалу, вершина которой отстояла от поверхности моря всего на двадцать футов.
Трески там было неимоверное количество, и она торжественно проплывала над коричневатыми, словно сделанными из кожи, водорослями. Когда треска клюет, она клюет всем косяком и точно так же прекращает клевать. В полдень работы стало меньше, и лодки начали искать, чем бы развлечься. Вот тут Дэн и заметил приближение «Надежды Праги», и когда ее лодки подошли поближе, их встретили вопросом:
— Кто самый подлый из всех рыбаков?
Три сотни голосов радостно ответили:
— Ник Брэди!
— Кто стащил фитили от ламп?
— Ник Брэди! — пропел хор.
Вообще-то Ник Брэди не был особенно подлым, но он пользовался такой репутацией, и рыбаки доводили его как могли. Потом обнаружили рыбака со шхуны из Труро, которого шесть лет назад уличили в том, что он надевал на леску пять, а то и шесть крючков — делал «жадину», по выражению рыбаков. Естественно, что его прозвали «Жадина Джим», и хотя он с тех пор здесь почти не рыбачил, теперь ему досталось за всё. Все, как один, закричали хором: «Джим! О Джим! О Джим! Жадина Джим!» Все были довольны. А когда один доморощенный поэт — он сочинял эту строчку весь день, а вспоминал о ней не одну неделю — пропел: «Кэрри Питмен» хороша, но не стоит и гроша!», все решили, что им здорово повезло. А потом досталось и самому поэту, так как даже поэтам нельзя прощать их ошибок. Так они перебрали каждую шхуну и едва ли не каждого рыбака. Если был где-нибудь плохой и неопрятный кок, лодки хором прославляли и его и его пищу. Если какая-нибудь шхуна взяла на борт мало припасов, об этом тут же становилось известно всему свету. Если кто-то стащил у приятеля табак, все выкрикивали хором его имя, и оно перекатывалось с волны на волну.
Безошибочные суждения Диско, судно Длинного Джека, которое он продал несколько лет назад, возлюбленная Дэна (о, как кипятился Дэн!), то, как Пенну не везло с лодочными якорями, взгляды Солтерса на удобрения, невинные похождение Мануэля и женская манера грести Гарви — все перебрали веселые рыбаки. А когда под лучами солнца лодки стало окутывать серебристым туманом, их голоса зазвучали будто голоса невидимых судей, выносящих приговор.
Лодки перемещались с места на место, рыбачили и перебранивались, покуда волна не заставила их отойти на безопасное расстояние друг от друга. И тут кто-то крикнул, что если так будет продолжаться и дальше, то при такой волне Вирджин, чего доброго, опрокинется. Какой-то отчаянный рыбак-ирландец со своим племянником решил показать свою удаль, подтянул якорь и погреб прямо на скалу. Одни голоса просили их не делать этого, другие подзадоривали. Большой, с гладкой спиной вал пронесся к югу, поднял лодку в туманную высь и бросил ее в страшную, затягивающую пучину, где она завертелась вокруг своего якоря в одном — двух футах от невидимой скалы. За свое хвастовство они могли поплатиться жизнью, и все затаив дыхание наблюдали за этой затеей. Длинный Джек не выдержал, с трудом подгреб к своему соотечественнику сзади и перерезал его якорный канат.
— Не слышишь, как бьет? — закричал он. — Убирайся отсюда, пока жив!
Те стали браниться и спорить, а лодку тем временем отнесло в сторону. В это же мгновенье следующий вал приостановился, как человек, споткнувшийся о ковер. Послышалось басовитое всхлипывание и нарастающий рев, и Вирджин взметнула вверх гору пенящейся воды, белой, бешеной и ужасной. Тут все лодки громко зааплодировали Джеку, а те двое замолкли, словно язык проглотили.
— Как красиво! — радовался Дэн, подпрыгивая, как молодой теленок. — Она теперь каждые полчаса будет такое выделывать, если только волна не станет побольше. Сколько времени проходит от удара до удара, Том Плэтт?