— Зовут-то тебя как? — спросил он.
— Петькой, — соврал я еще раз.
Парень улыбнулся.
— И никакой ты не Петька вовсе, а самый настоящий Андрей. Боишься назваться из-за этой игрушки? — Похлопал он по своему оттопыренному карману. — Не робей, я буду молчать как рыба.
Так я познакомился с Юркой-Ленинградцем, как называл его пасечник Данила Резниченко.
Вторая планета
Ох и постылое ж занятие перебирать кукурузные зерна... Вдвоем с теткой мы еще осенью притащили мешок кукурузы из сожженного колхозного амбара. Зерна были темные, обуглившиеся, не часто попадали среди них не тронутые огнем, белые, треснувшие от жары «баранцы». Но что поделаешь, надо было выудить из мешка все пригодное в пищу, так как тетка все время вздыхала: «Стукнет зима, подохнем с голоду, ой, подохнем...»
Я сидел под грушей, тоскливо прикидывая, управлюсь ли с мешком дотемна. Скрипнула калитка. Во двор зашел Юрка-Ленинградец. Я вскочил.
— Чем будешь занят вечером? — спросил он, и я заметил, как пульсирует у него над бровью красноватый шрам.
Что можно было делать вечером? Странный вопрос. С тех пор как появились оккупанты, во всех хатах не было ни капли керосина. Едва наступали сумерки — хочешь не хочешь, приходилось укладываться спать.
— Да ничем особым заниматься не буду, — честно признался я. Давай-ка попозже, как стемнеет, махнем через мост на тот берег, на баштан. Кавунов притащим! Они на баштане гниют, а староста, куркульская морда, не дает людям. Все для фашистов бережет. Будем мы его спрашивать? Плевать на старосту!
— Идет! Согласен. Но арбузы притащим в другой раз, — сказал Юрка. Есть дело посерьезнее. Требуются четыре руки с мужскими мускулами. Хочешь мне помочь?
Я даже чуб погладил от удовольствия. Юрке-Ленинградцу нужна моя помощь! Куда идти? Какое это имеет значение! Главное, он хочет, чтобы с ним пошел я. Услышали б хлопцы с нашей улицы!.. Мои дружки и так уж с завистью поглядывали на меня с тех пор, как Юрка стал появляться у нас во дворе. Они глазели на него с немым восхищением, как могут только мальчишки глазеть на человека, прошедшего огонь и воду. Но Юрка ребят не замечал. Ему было больше двадцати, а им — кому тринадцать, как мне, а кому и того меньше. Самому старшему из нас, вчерашних школьников, Володьке Нечитайло, он жил напротив, через дорогу, едва исполнилось семнадцать, как его тут же увезли в Германию, и ни слуху ни духу...
Я с готовностью ждал, что еще скажет Юрка-Ленинградец, горя желанием побыстрее узнать о его намерениях. Выяснилось, что от меня требовалось совсем немного: попозже, когда стемнеет, прийти в камыши к повозке. И все. Юрка заметил, что мне хочется о чем-то его спросить. Но ничего не сказал, только взлохматил мой чуб. Напомнив, чтобы я явился без задержки, он ушел от нас огородами.
С нетерпением дожидаясь вечера, я все время думал: «Для чего он позвал меня к реке?» Мысли упорно крутились вокруг гранат. Может, Юрка только притворяется, что гранаты не интересуют его? Он ведь еще как следует не знает меня, потому и не хочет пока быть откровенным... А что, если мы рванем гранатами дом, где расположился комендант, сухопарый злой немец?! Комендант, змея фашистская, прикатывал в село внезапно, на бричке, и лупил палкой каждого, кто попадался на улице, потому что при оккупантах ходить днем по улицам запрещалось: все должны были работать в поле. Сухопарый фашист в очках считался «сельскохозяйственным комендантом» четырех сел. Он забрал под квартиру здание школы в соседнем селе, километрах в четырех от Дубравки. Если ночью поплыть на лодке по течению, то даже и весел брать не надо — через час будешь там. А потом — садами, мимо клуба... Те места я хорошо знал.
...В затоне было тихо и пахло осокой. Сняв штаны, я осторожно вошел в теплую воду. Ноги погрузились в мягкий ил. Со дна поднялись пузырьки. Над головой пролетела потревоженная утка.
Юрка-Ленинградец сидел на повозке, опустив ноги в воду, и курил козью ножку. Я встал на колесо, уселся рядом с Юркой. Потемневший от дождей брезент по-прежнему лежал на передке. Металлический серый ящик радиостанции тускло поблескивал при свете луны. Юрка-Ленинградец швырнул окурок в воду и спросил:
— Умеешь держать язык за зубами?
Я промолчал. Что можно было ответить на такой обидный вопрос?
— Понятно, — кивнул он. — Сейчас мы возьмем эту штуку, — рука Юрки легла на корпус радиостанции, — и отнесем на берег. Я пробовал сам, да она тяжелая, едва не утопил.
— На кой тебе рация? — разочарованно спросил я. — Питания нет, а без питания грош ей цена. Думал я снять с нее кое-какие детали, да жалко стало портить, хотя все равно ей пропадать...