Но начинать жандармам не пришлось, потому что он сам отвинтил крышку канистры и обмакнул в бензин свой платок. Наклонившись над узником, бережно положил платок ему на поясницу. Когда чиркнула спичка, Жаламбе невольно зажмурился. Но тотчас же широко раскрыл глаза и крепко вцепился в подлокотники кресла. Вопль, в котором уже не было ничего человеческого, бичом хлестнул его. Тошнотворно запахло паленым. Уэда неторопливо гасил пламя каблуком, топча распластанное тело, которое конвульсивно корчилось и билось, пронзительно светлое на черном фоне доски. Крик оборвался и перешел в пугающе сиплое бульканье. Узник, вытянувшись в струну, неестественно вывернул голову и вдруг зашелся в пароксизме кашля, заливая лавку и пол хлынувшей изо рта кровью.
— Что это? Там? — запинаясь, прошептал Жаламбе, не сводя глаз с жуткого кровяного сгустка.
— Кажется, он откусил себе язык, — безмятежно разъяснил Уэда. — Досадно.
Покинув Пагоду Благоуханий, Танг перебрался в провинцию Винь-Фу, расположенную к северо-западу от Ханоя. Убежище он нашел в пещере, на горе близ города Вьет Чи. Туда вела незаметная тропка, круто огибавшая замшелые камни, нависшие над темным ущельем. Внизу в непроглядных зарослях бамбука бежал ручей, через который был перекинут деревянный мостик, вверху рос колючий можжевельник.
Через три дня нового отшельника, поселившегося за Яшмовым камнем, навестил молодой человек с пучком волос на затылке. Видимо, он вступил в известную своими прояпонскими симпатиями секту хоа-хао совсем недавно, потому что косичка едва отросла.
— Я получил вашу записку, учитель, — почтительно поздоровался он.
— Садись. — Танг указал на циновку и отодвинул карбидный фонарь.
— Это еще что за маскарад? — удивился он, когда гость повернулся боком.
— Все правильно, учитель. Я нанялся на плантацию опийного мака, принадлежащую секте. Прикрытие не хуже любого. Притом совсем близко, на реке Ло.
— Здесь, допустим, такое сойдет. А в Ханое? Только навлечешь на себя пристальное внимание контрразведки.
— Я слышал, французы теперь сотрудничают с японцами!
— Сотрудничают они против нас, а друг с другом грызутся пуще прежнего. Всех японских агентов Жаламбе берет на учет. Одним словом, придумай себе другую прическу.
— Будет поручение?
— Ты не ошибся, Кыонг. — Голос Танга едва заметно дрогнул. — И очень опасное.
— Я готов, учитель.
— Ты знаешь о наших потерях, Кыонг?
— Нгуен Ван Кы брошен в Сайгонскую тюрьму, Нго Конг Дык и Мынь отправлены на Пулокондор.
— Так, — кивнул Танг и тихо добавил: — Фан Данг Лыу тоже в тюрьме, Тхуан замучен жандармами, Хоанг Тхи Кхюе отправили в публичный дом для японской солдатни. Мне трудно посылать тебя на задание, которое сопряжено с большим риском. Я надеялся выполнить его сам, но по моим следам рыщут ищейки. Мне нельзя показываться в Ханое.
— Понятно, учитель. Что нужно сделать?
— Избежать колючек соя и не напороться на колючки ганга. Ты знаешь, как арестовали Дыка и Хоанг Тхи Кхюе? Как выследили Мынь?
— Я должен встретиться с этим французом?
— И как можно скорее. Но помни, яйцо лежит на краешке стола. Мне легче отрубить себе руку, чем послать туда нового человека. Ты особенно дорог мне. Но именно поэтому я выбрал тебя, Кыонг, лучшего моего ученика… Теперь слушай меня внимательно. — Танг поборол волнение и сухо заговорил: — Всех, кто работал с Фюмролем, рано или поздно взяли. Возможно, он сам работает на контрразведку. В лучшем случае, за ним пристально наблюдают. Только жизненно необходимые для нас сведения могут оправдать принесенные жертвы. Восстания на севере и на юге, как ты знаешь, были жестоко подавлены. Но не будь их, страна оказалась бы под двойной оккупацией. В ходе борьбы нам удалось создать боеспособные отряды, накопить драгоценный опыт народовластия. Может пройти десять и двадцать лет, но крестьяне не забудут, что мы, коммунисты, отдали им землю реакционных помещиков, справедливо поделили рис. Одним словом, события не застали нас врасплох, и этим мы во многом обязаны сведениям, которые приносили Студент, Дык, Мынь и товарищ Тхуан. Не исключено, что мы имеем дело с тонкой игрой французской контрразведки, которая, помимо основной задачи подавления освободительного движения, пытается ослабить натиск японцев. Это подозрение усиливается и странной непоследовательностью Фюмроля. Я не запугиваю и не пытаюсь отговорить. Я лишь знакомлю тебя с обстановкой. Собираясь оседлать дикого слона, должно изучить его нрав. Идя на риск, необходимо осознать степень риска. Данные, которые мы получали от Фюмроля, он подсовывал нам почти открыто. Причем это делалось зачастую столь неуклюже, что даже становилось обидно за контрразведку. Теперь ты знаешь все. Товарищи, которые передавали сведения, повторяю, арестованы.
— В чем заключается мое задание?
— Занять их место. Ценность получаемой информации, кстати, она всегда была абсолютно надежной, оправдывает любой риск. Ценой одной жизни мы спасем сотни, тысячи… Как видишь, я ничего от тебя не скрываю. Вывод делай сам.
— У меня возникло одно сомнение, учитель. Не в обычае контрразведки снабжать подпольщиков достоверными сведениями. Пойти на такое они могли только под давлением крайних обстоятельств.
— Не исключено, что так и есть.
— Вряд ли, учитель. Они бы не стали тогда арестовывать всех подряд. Мне кажется, что тут независимо друг от друга работают сразу две руки: одна зачем-то подкармливает жертвы, другая хватает их с привычной всеядностью акулы.
— Молодец, Кыонг. Твоя оценка совпадает с моей. Как видишь, я не случайно остановился на тебе. Мне и радостно, и очень больно.
— Не беспокойтесь, учитель. Я попытаюсь избежать всех и всяческих колючек. Надеюсь, что смогу разобраться в загадке.
— На это не надейся. У тебя просто не будет времени. Если за Фюмролем следят, что почти несомненно, тебя довольно быстро схватят, и ты не успеешь выполнить задания.
— Неужели такой высокопоставленный человек не более чем подсадная утка?
— Не забывай, что его охраняют и охрана теперь настороже. Она и может оказаться той самой акулой, что бросается на любую добычу.
— В таком случае другая рука — сам Фюмроль… Что же ему нужно от нас? Чего он хочет?
— Вот мы и подошли к главному, Кыонг. — Танг плотнее закутался в одеяло. — Холодновато… Тебе ни в коем случае не следует являться к нему домой. Подстереги его на улице, когда он будет один, в баре, на берегу Западного озера, куда он приезжает иногда по утрам полюбоваться туманом. Скажешь ему, что тебя послал Тхуан.
— Тхуан? — удивился Кыонг. — Но ведь он…
— Да, ты скажешь, что в предвидении ареста Тхуан просил тебя заменить его.
— В должности повара? Но я совсем не знаю французской кухни!
— В роли связного. Ты назовешь себя вьетнамским патриотом и предложишь Фюмролю работать с нами.
— Едва ли он согласится.
— Неизвестно. Мынь и Дыка он вызывал на контакт. Выслушай его условия, если, конечно, они будут. Действовать придется самостоятельно. Никаких явок тебе не даю. Сюда не возвращайся. После выполнения задания проберешься к нашим в Каобанг. Я уже буду там.
— Много времени потеряем.
— Иначе нельзя. Можешь привести «хвост». Если Фюмроль согласится на тех или иных условиях помогать нам, сразу же дай знать. Тайник, где оставить письмо, я назову потом.
— А если не согласится?
— Убей. Но только не ставь никаких условий, не угрожай ему. Выскажи свои предложения и жди ответа. Потом решишь, как поступить.
— Он может потребовать немедленных гарантий.
— Едва ли. Он умный человек и поймет, что тебе нужно будет запросить инструкции.
— Какие доказательства я смогу, в случае необходимости, представить? Вдруг он посчитает меня за провокатора?
— Резонный вопрос. — Танг задумался.
— Нет таких доказательств, — прервал молчание Кыонг.
— Пожалуй, что так, — согласился Танг. — Вот и скажи ему об этом. И еще скажи, что знаешь про каждую бумажку, которую он оставлял на столе, про Мынь и про Дыка.
— Полиция тоже может про это знать.