— На казенной машине, с доверенностью, задержан в стадии легкого опьянения следователь Грошев. Утверждает, что следует по срочному оперативному заданию. Как поступить?
Старшине, видимо, что-то ответили и о чем-то спросили.
— Нет. Но аварию чуть не совершил. Потому и задержал — позвонили с трассы.
Николаем овладело вначале отчаяние, а потом покорное, даже смешливое отупение. Проклятый тропический рецепт! Как он не подумал, что всякое вино дает опасный для водителя запах. Чертов термос! Надо же было ему свалиться. Ну все, решительно все было против Николая.
Но тут старшина сложил протокол, спрятал его в сумку и протянул водительские документы:
— Можете следовать.
Николай все в том же смешливом, безнадежном отупении посмотрел на строгого автоинспектора, понял наконец, что произошло, схватил документы и побежал к машине. Он уже хотел было захлопнуть дверцу, когда услышал голос старшины:
— Товарищ водитель! Колесо-то… спустило.
Невезение продолжалось. Левое заднее колесо где-то схватило гвоздь и теперь сидело на диске.
Николай бросился к багажнику, достал домкрат и ключ. Старшина не посоветовал, а приказал:
— Снять колпак, ослабить гайки.
От него веяло такой жесткой, такой точной армейской дисциплиной, что не подчиниться Николай не мог: такая же дисциплина жила в крови и у него. Старшина молча приладил домкрат и стал поднимать задок. И хотя работал он споро, Грошев все-таки злился на него и в душе ругался.
«Чертова пробирка! Выдумали же на нашу голову!»
Но тут же рассмеялся: хорош следователь, ругает средство, помогающее мгновенно разоблачать нарушителей.
Мимо, притормаживая перед переездом, проходили машины, гремели кузова, наносило отработанной смесью. Пот стал заливать глаза.
Напротив остановилась «Волга», и Николая окликнули:
— Эй, земляк, может, нужна помощь?
Николай поднял голову и увидел Тихомирова. Он тоже сразу узнал Николая, вышел из машины и, подбежав к нему, наклонился.
— Что-нибудь случилось?
— Да вот… гвоздь поймал, — уклончиво ответил Николай, соображая, как поступить в создавшейся обстановке.
— А вы как здесь очутились? — вдруг нахмурился инженер-подполковник.
— Догонял группу, потом решил заехать к знакомым и вот… А вы?
— Тоже решил заехать… Послушайте, но ведь от вас же пахнет вином. Это же… черт знает что такое. Впрочем, сейчас самое важное не лишиться прав.
Быстрые, решительные переходы его настроения — от почти презрения к товарищеской заботе — Грошев отметил, но сейчас главным было не это.
— Знаете что, товарищ Тихомиров, не будем играть в прятки. Мне нужны вы. Вот мое удостоверение.
— Это с какой стати? — выпрямился Тихомиров.
Пожалуй, он был красив. Сухощавый, военной выправки, с правильными чертами удлиненного лица и жесткими, острыми глазами.
— Требуется восстановить истину. Давайте сядем в мою машину и побеседуем.
Тихомиров едва заметно улыбнулся.
— Ну что ж… Давайте.
— Скажите, почему вы, покрасив машину дважды, заявили об этом только один раз?
— Ну, во-первых, я, как и многие другие, мог бы и не заявлять. Но, во-вторых, сделал это потому, что во всем люблю порядок. Армия воспитала. А в-третьих, после первой покраски поездил всего недели две — и краска полезла. Когда Грачев покрасил мне по всем правилам — заявил.
— Насколько я понимаю, вы часто бываете в этом городе.
— Да.
— Почему?
— На этот вопрос я отвечать не буду: врать не желаю, а правда вас не касается.
— Ваше право. А зачем вы приходили к Волосову на квартиру?
— Ах, вот оно что… Это к бывшему владельцу моей машины? (Николай кивнул.) Когда я ее купил и осмотрел, то увидел на переднем бампере дыры для дополнительных подфарников. Вот и пошел узнать, не остались ли сами подфарники. Знаете, такие желтые, противотуманные. Как известно, купить их трудно.
— Вы тогда знали, что он арестован?
— Был на учениях, потом в отпуске, а когда приехал, узнал, что есть машина, и купил ее. А уже из технического паспорта на машину узнал адрес владельца.
— А куда вы дели портфель с запасными частями?
— Портфель? Портфеля я не видел. С машиной я купил запасной баллон и инструмент. Ну, еще домкрат. Никаких запасных частей там не было.
Это походило на правду, запасные части вместе с портфелем могли быть проданы и отдельно.
— Понятно. Зачем к вам на работу приходил Камынин?
— Предлагал купить покрышки. По дешевке. Но я не взял, потому что у меня свои еще хорошие.
Николай вспомнил камынинский гараж, покрышки под брезентом и подумал, что бывший кладовщик и в самом деле решил продавать машину.
— Вы и раньше знали Ивана Тимофеевича?
— Ну… как знал? Встречался с ним в магазине автодеталей.
— А Волосова?
— Вообще не знал.
— А ведь он служил в вашей части.
— Возможно. Очевидно, я прибыл после того, как он демобилизовался.
— Скажите, Александр Иванович, а в своей машине вы когда-нибудь боковинки, что возле дверей, снимали?
— Снимал. Правую. Устанавливал хитрое устройство против автомобильных жуликов.
— А почему не левую. Она же под руками.
— Вот именно поэтому. Все устанавливают под руками. Кроме того, там такая путаница железок и тросов, что работать неудобно.
На какую-то долю секунды Николай задумался: самому взяться за обыск машины или просто попросить Тихомирова проверить ее?
— Значит, вы категорически утверждаете, что левую боковинку вы не снимали ни разу?
— Категорически.
К машине подошел старшина и, козырнув, доложил:
— Позвонили, что сейчас наши сюда подъедут. Ждите. — Потом мягко улыбнулся и спросил: — Не узнаете, Александр Иванович?
Тихомиров присмотрелся к старшине и обрадованно улыбнулся:
— Батюшки! Голубцов! Старший сержант Голубцов! Какими судьбами?
— А я здесь живу. Вы как демобилизовались — и я вскоре за вами. Женился — и вот…
— И как, нравится работа? Жизнь? Вы ведь не только отличный шофер, но еще и механик неплохой.
— Здесь… ближе, — серьезно ответил старшина. — И — строже. Интересней. — Он подумал несколько мгновений и закончил: — И может быть, нужнее. Пока, по крайней мере.
26
Когда бывший подчиненный вот так встречается с командиром, можно с уверенностью сказать, что командир тот был хороший. Это Николай знал и потому решился на шаг, не совсем оправданный обстановкой.
— Александр Иванович, есть просьба. Будьте добры, снимите при нас левую боковинку.
— Это очень нужно?
— Очень! Все для той же самой истины.
— Хорошо. Тем более при свидетелях, — усмехнулся Тихомиров.
Он достал инструмент и, разговаривая со старшиной Голубцовым, вспоминая прежних сослуживцев, ловко орудовал отверткой с крестообразной насечкой на конце. Сняв боковину, он протянул ее Грошеву.
— А теперь сами посмотрите, нет ли чего-нибудь постороннего в отсеке, — попросил Николай.
Тихомиров пожал плечами и, присев на подножку, запустил руку в отсек. Вначале на его недоверчиво-ироническом лице проступило недоумение, потом почти испуг. Он медленно вытащил из отсека пачку денег и, растерянно помаргивая, смотрел то на сиреневую пачку, то на старшину и Грошева.
Николаем все сильней овладевало то веселое, острое и отчаянное состояние, что иногда появлялось в нем, когда приходила, наконец, тщательно подготавливаемая победа.
— Ничего не понимаю… — пробормотал Александр Иванович.
Старшина Голубцов с тревогой и болью во взгляде смотрел то на инженер-подполковника, то на следователя.
— Пошарьте, будьте добры, еще, — мягко, доброжелательно попросил Николай. — По-моему, там должно быть и еще кое-что.
Тихомиров страдальчески посмотрел на Грошева и снова опустил руку в отсек. Через мгновение его лицо вытянулось и на нем проступила обреченность. У старшины в глазах мелькнула суровость и даже брезгливость. Он смотрел на Тихомирова, и на скулах его набухали желваки. Александр Иванович вынул еще одну пачку и молча протянул ее Николаю.