И тут до меня дошло. В самом деле! Я же почти не занимался ничем, кроме марсианского. И — ничего! Откроешь учебник, просмотришь — вроде что-то вспомнил, что-то знаешь. Не то чтобы блестяще, но ведь четыре балла — мне больше не надо… Стоп! А математика? Олимпиада?
— А ты читал, что Лилит написала? Какую повесть! Вещь! Это не я говорю, это дедушка говорит. — Армен на всякий случай отодвинулся от Лилит подальше. Но Лилит не прореагировала, и я так этому удивился, что даже не сразу обиделся: дедушка-то, оказывается, повесть уже читал, а я о ней только слышал.
— Ты лучше расскажи опять все по порядку, Арменчик, — попросила Лилит.
И Армен рассказал. Каких только слов он не произносил! Врожденная предрасположенность… Активная память… Пассивная память… Избирательность… Направление… Стимулирование… Объективное выявление… Эти я запомнил (если не перевираю, конечно), но таких слов было гораздо больше. Я слушал, слушал, потом не выдержал:
— Армен, прости, пожалуйста, ты сам-то все понимаешь, что говоришь?
Но Армен не смутился.
— Дедушка говорит, что настоящий лингвист — это тот, кто правильно употребляет слова, которые не всегда сам понимает! — И Армен как ни в чем не бывало продолжал лекцию.
Оказывается, он, Армен, прирожденный лингвист, то есть ученый-языковед. Поэтому ему нипочем марсианский. Я, по-видимому (это Армен сказал «по-видимому»), по складу ума математик. А Лилит — скорей художественная натура, это всегда сложный случай (Лилит слегка покраснела и отвернулась), а сложную предрасположенность направленно стимулировать особенно трудно.
— Армен, слушай, — взмолился я, — пускай ты лингвист, но я не лингвист. Если я не понимаю слов, то я ничего не понимаю. Говори такие слова, которые ты понимаешь и все понимают, ладно?
— Ладно, — сказал Армен и вздохнул: — Я постараюсь.
В общем, выходило, что у любого человека есть способности. И очень-очень большие, «непредставимо большие» — так говорит дедушка Армена.
Но раз так, значит, дело не в таблетках. А в тебе самом. Это ты умный, а не какие-то там дурацкие таблетки. Однако ум твой до поры до времени как бы спрятан, как бы в подполье скрывается. А таблетки-то как раз его и вытаскивают на свет божий…
Вы спросите: а как же быть тем, у кого таких таблеток нету? Я думаю, самому стараться, пробовать, искать — учить все уроки подряд. Глядишь, что-нибудь и проклюнется!
И, главное, тут надо помнить: ты не зря стараешься, не впустую, ты свои собственные огромные способности для себя добываешь.
Вот как мы, например, трое: взяли и добыли!.. Что-что вы говорите? Таблетки?
Да в том-то и дело! Нам дедушка Армена потом признался: это были самые простые таблетки, неволшебные.
Амидопирин!
Владимир Шитик{*} НАСТАВНИК (Перевод с белорусского А.Дмитриева) Фантастический рассказ
Школа стояла на высоком песчаном берегу большого озера. А вокруг шумел красивый парк. Липы, клены, ясени были аккуратно подстрижены. Садовник говорит, что именно в этом и заключается красота.
А я, глядя на посыпанные желтым песком дорожки и яркие, как огонь, клумбы, вспоминал картину, висевшую в школьном вестибюле: среди леса вдруг открылась полянка, где бежал серебристый родниковый ручей. Красиво — да только почему-то ни у кого не возникало желания побывать там.
Картина оставалась картиной, и ей не хватало жизни, движения. Так и с парком. В своей подстриженной красе он утратил главное. Нам почему-то больше нравился остров на озере. Лес там сохранился в своем первозданном виде. Кусты были густые, как заросли в джунглях. Деревья, вывороченные с корнем, напоминали в полумраке силуэты каких-то доисторических зверей.
У каждого класса на острове был свой излюбленный уголок. Там собирались, гуляли, мечтали, спорили. Нашим местом была окруженная густым орешником поляна, посередине которой рос серебристый тополь. Он был очень старым: даже взявшись за руки впятером, мы едва могли обхватить его ствол. Метрах в двух от земли во все стороны отходили толстые ветви. Мы любили сидеть тут под вечер, скрытые сумраком и листвой от всего мира.
Мы представляли себя путешественниками, которых судьба закинула на неизвестную планету. В ветвях тополя гудел ветер, волны с шумом набегали на берег, а нам было и радостно, и немного боязно.
Ребята из других классов приходили на остров со своими наставниками. Мы же почти всегда одни. Не потому, что не любили своего наставника. Он был добрый, ласковый. Но временами он не понимал нас или не хотел понять. Мы, как и все в нашей школе, грезили о космосе. И всем старшеклассникам наставники рассказывали про путешествия к планетам и звездам, возили их на космодромы, а отправляясь на экскурсии в Австралию или на Огненную Землю, обязательно заказывали места в ракетоплане. От нашего же наставника мы почему-то никогда не слышали ни слова даже про самые интересные полеты. Однажды во время урока пришло сообщение, что возвращается экспедиция с Тау Кита, но он и не подумал прокомментировать новость. Мы слушали затаив дыхание, а наставник отошел к окну и, пока шла передача, задумчиво глядел на пустынный озерный плес.