Очевидно, удавшимися произведениями надо считать те, в которых научное неразрывно связано с нравственным. Такова, например, повесть ленинградки О. Ларионовой «Сказка королей» («НФ» № 22, издательство «Знание»). Нежданно-негаданно советский юноша и французская девушка переносятся на иную планету, оказавшись жертвой бесчеловечного опыта. Представители цивилизации, величественной, но застывшей в своем развитии, потерявшей вкус к жизни, решают посадить, фигурально говоря, под стекло двух красивых землян, чтобы, наблюдая за ними, попробовать вновь разгадать тайну молодости, любви, жажды жизни. Но живые люди не могут радоваться жизни, если их посадят в тюрьму, пусть эта тюрьма и замаскирована под райский сад. Юноша и девушка начинают бунтовать. Особенно сильное впечатление производит финал. Для удовлетворения своего любопытства жестокие хозяева умерщвляют девушку — им хочется «вникнуть» в переживания юноши.
«Сказка королей» — это и вправду почти сказка о прекрасных юношах и девушках, захваченных и погубленных злыми волшебниками, сказка, которая изображает сильные чувства, но в которой добрый волшебник вмешался чуть-чуть поздновато.
О возможностях и о величии человека идет речь и в большинстве рассказов из сборника Д. Биленкина «Снега Олимпа» («Молодая гвардия»). Особенность рассказов этого писателя заключается в том, что они часто включают в себя наряду с течением сюжета философские монологи и диалоги, в которых автор и его герои размышляют о смысле человеческого существования, о месте человека в мироздании, о проявлениях сущности человека; фантастический антураж для таких серьезных мыслей оказывается как нельзя более подходящим. Таков, например, рассказ, давший название сборнику. Два космонавта предпринимают изматывающее восхождение на высочайшую вершину Марса, и не только Марса, но и всей Солнечной системы. Они идут и говорят о том, что же заставляет людей восходить на вершины: непосредственная польза просматривается слабо, зато велик, казалось бы, бессмысленный риск. Но оказывается, что у одного из альпинистов практическая цель все же есть. Он считает, если в Солнечной системе когда-нибудь побывали разумные существа, то наиболее вероятно, что весточку о себе они должны оставить именно здесь — на высочайшей точке: стремиться к вершинам свойственно человеку — в самом широком, не только земном смысле. Так эта бесконечная марсианская гора становится в рассказе символом человеческих устремлений.
Непосредственно в наш сегодняшний день фантастика вторгается значительно реже, чем в грядущие века, но все же вторгается, и, случается, небезрезультатно.
Мы берем в руки повесть Г. Шаха «О, марсиане!» («Мир приключений») и обнаруживаем оригинальное произведение. Более того, сама тривиальность этой фантастической посылки, вернее, обывательских представлений о «марсианцах», служит одной из идейных образующих произведения.
Словом, так: одним прекрасным днем в маленьком городке Заборьевске объявились гости с соседней планеты. Были ли это «взаправдашние» марсиане или всего только чья-то успешная шутка — сказать трудно, но известие об их прибытии вызвало бурную реакцию среди обитателей Заборьевска. Одни обрадовались, другие испугались, одни обнаружили в непредвиденных обстоятельствах смелость и сметку, другие попробовали использовать визит в корыстных целях. Собственно, для выявления этой реакции и понадобился такой катализатор, как марсиане, отлично выполнившие свою миссию — помочь автору написать сатирическую повесть.
Данный пример помогает еще раз проиллюстрировать тезис: фантастическое допущение не может быть самоцелью, оно обязательно должно «тянуть» за собой человеческую идею — моральную, как в данном случае, или политическую, или еще какую-нибудь. Если же такая идея отсутствует, что обыкновенно сочетается и с чисто литературной беспомощностью, то появляются книги, выход в свет которых представляется явлением малопонятным. Таков, например, «Невидий» Е. Попова, вышедший в Киевском издательстве «Молодь». Судя по аннотаций, автор не профессиональный литератор, так что все претензии следует обратить к издателям.