Вальку почему–то зло взяло:
— Бреши, бреши!
— Хочешь? — деловито спросил Славка, сжав кулаки.
Валентин немного струсил. Но все же ответил:
— Ну, хочу.
— Ах, хочешь!.. — засмеялся Славка.
И вся компания засмеялась.
— Иди, иди, — вмешался Юрка. — Отстань.
Ему–то что! Он, как поэт, был табу для всего города. Если его побить, то назавтра такую орду соберет — Чингиз–хан позавидовал бы.
Валька не хотел, чтобы его защищали. Встал и нарочито равнодушно спросил у Чумиция:
— А ты очень мне хочешь дать?
— Очень!
Ну, Валька его тут же и толкнул слегка в грудь ладонью: иди, мол, окунись. Чумаков стоял на самом краю обрыва, да так и плюхнулся в реку — надо же, снова спиной!
Валька прыгнул за ним и давай его кунать под воду, пока тот не опомнился. Но затем Славка изловчился, зажал ему шею локтем…
Хорошо еще, их на мель снесло, здесь Валька сумел вывернуться и крепко схватил противника за чуб.
— Не по–честному! — завопил Чумиций.
Юрка на берегу громко успокаивал ребят:
— Нормально! Пусть дерутся как хотят! Законно — до первой крови!
Знал, что говорить. У Вальки ведь волосы короткие — ежик, так что чубатый противник был надежно у него в руках. Вырываясь, Славка до крови прикусил себе губу. Глазастый Тихонов, сразу заметив это, вновь закричал на берегу:
— Все, конец! До первой крови!
И драка прекратилась. Закон есть закон.
— Ну, мы еще с тобой встретимся! — пригрозил Чумиций. Скажет тоже, словно они куда–то надолго уезжают, а не видятся каждый день по сто раз.
— Пошли! — сказал Юрка. И побрел по мелководью к парому.
Валька все время останавливался и брызгал на горящее лицо водой. А все–таки здорово, что Чумаков так удачно себе губу прикусил.
…Вечером на Набережной появилась Леля. В своей яркой цветастой юбке она гордо прошла мимо любопытствующих стариков и старух, сидящих на лавочках. Что ни дом, то лавочка, а то и две.
Валька тоже сидел на лавочке вместе со своим дедом. Тот был в своем обычном наряде: майка, ватные брюки и тапочки на босу ногу. Дед курил «Памир» из длинного дамского мундштука — единственного трофея, оставшегося у него с первой империалистической, и скучал. Увидев Лелю, он залился смехом и крикнул:
— Муха цеце! Споткнешься!
— Ну, хватит тебе, — буркнул Валентин деду, стараясь не глядеть на нее.
Она негодующе обернулась — и впрямь споткнулась. Не привыкла разгуливать на каблуках. Дед от смеха чуть с лавки не сполз:
— К поэту потопала.
— Откуда ты–то знаешь? — снова буркнул Валька.
А удивляться было нечему. Просто дед раньше его заметил, что Тихонов вышел из дому. Тот был в своем выходном синем костюме и даже при галстуке. Он не спеша направился к Леле, поднимая пыль клешами.
Они встретились у калитки и поздоровались за руку Вид у обоих был крайне смущенный.
— Свидание, — хихикал дед. — Сейчас Славка покажется.
И точно, в тупике улицы появился Чумаков вместе с Мишкой Гапоновым.
— Ну, будет… — предвкушал дед, закинув ногу за ногу. Но те потоптались на месте и вдруг двинулись к их лавочке.
Дед от недоумения даже дымом поперхнулся.
Валька догадался, в чем тут дело. Они побоялись с Юркой связываться, решили на нем отыграться.
— Пошли поговорим, — сказал Чумиций.
Валька молчал и, как ему казалось, презрительно улыбался.
— Трусишь? — усмехнулся Мишка.
— Я тебе!.. — неожиданно вскипел дед. — Я тебе, Гапон, поговорю! Как встану сейчас! — И сделал вид, что встает.
Славка и Гапон не испугались, но все же отошли в сторону. На всякий случай. Стояли и косо поглядывали на Юрку с Лелей.
А они сидели себе на ступеньках у самой воды, поэт даже газеты подстелил. Сидит каждый на своей газете, словно в театре, любуются закатом. А Леля тихонечко так напевает: «Чайка смело полетела над седой волной…» А сама почему–то странно на Валентина посматривает. Непонятно…
Дед зябко поежился и ушел спать. Он всегда ложился рано, зато вставал с петухами.
Послышалось звяканье уключин. Это Славка и Гапон прошествовали мимо с веслами на плечах. Под мышкой у Славки торчала удочка.
— Лель, — позвал Славка, — пошли покатаемся?
— Неохота, — ответила Леля и продолжала все так же тихонечко напевать: — «Ну–ка, чайка, передай–ка милому привет…»
Тихонов лениво швырял камешки в воду и не обращал на Чумиция никакого внимания.