Виллайе же, приехав в контору, ощутил душевный подъем. Он удалился в кабинет, где его всегда ждали свежеприготовленные чернила и стопа чистой бумаги. Перо с легким поскрипыванием заскользило по листу, связывая слова в предложения: “…многие люди могут писать тем, кого они из-за исключительной вежливости не хотят утруждать уплатой почтового сбора, и, кроме того, можно теперь писать своим адвокатам или уполномоченным или представителям, не вводя их в расходы”.
Откупщик его величества отложил перо, прочел написанное и удовлетворенно улыбнулся. “К тому же, — подумал он, — это хорошее дело, помимо удобства людям, приносит доход, и не только казне…”
Итак, есть почта, почтальон, есть конверт. Давайте скорее квитанцию, господин де Виллайе, и мы отправим письмо королю Франции — пусть знает: вас помнят и в двадцатом веке.
Спасибо, что вы так любезно согласились проводить нас до почтового ящика. Но почему около него сидит кот?
Дожидается почтальона? Когда он придет и вынет оттуда мышь?
Как же она попала в ящик?!
Да-да, понятно: ваши враги подбрасывают мышей, чтобы те грызли письма! Кто же они, эти враги?
Дворники и привратники, которые, пока не было городской почты, прирабатывали, выполняя обязанности гонцов?
Благодарим за разъяснение.
Нет-нет, мы торопимся в Англию…
Очевидно, Ренуар де Виллайе был практичным, изобретательным человеком. Современные специалисты считают, что он содействовал развитию основных принципов почтовой марки, а ведь это было чуть ли не за двести лет до появления “черного пенни”! Правда, есть версия, по которой брать деньги вперед за пересылку писем “малой почты” придумала и присоветовала Виллайе красивая ветреная принцесса Анна Бурбон-Конде Лонжевий. И будто бы сделала она это назло кардиналу Мазарини, которого не могла терпеть ни она, ни связанный с ней близкой дружбой генеральный интендант казначейства Франции Никола Фуке. Я верю, что в голове красивой женщины может возникнуть самая толковая идея. Знаю, для того чтобы остаться в памяти потомков, де Виллайе довольно было бы и одного только изобретения почтового ящика, за что, кстати, его имя попало в такое солидное издание, как Большая Советская Энциклопедия. Но все-таки твердо убежден: квитанции предварительной оплаты придумал он. Тому есть, как минимум, две веские причины. Хотя версия с принцессой, несомненно, родилась во Франции, но ведь оттуда же и пословица: что бы ни произошло — ищите женщину. И потом, где это видано, чтобы красивые женщины мстили подобным образом?
УРОК ЭКОНОМИСТАМ
…Начало XIX века. Некий английский джентльмен, получив по почте от своего друга бандероль с газетой, осторожно греет ее развернутый лист над камином. На белых бумажных полях проступают коричневые строки. “Теперь я буду писать регулярно, — сообщает друг. — Благо газеты под рукой, а отменных “коровьих чернил” на моей ферме сколько угодно”.
Что-то не похоже на переписку заговорщиков. Да, собственно, если здесь и есть заговор, то только против английской почты. Джентльмен улыбается — славную штуку придумал его приятель. Переслать газету стоит гораздо дешевле, чем письмо. Но ведь ее совсем нетрудно превратить в почтовую бумагу, а чтобы никто об этом не догадался, достаточно заменить чернила обыкновенным молоком. И деньгам экономия, и все-таки какое-то развлечение в однообразной сельской жизни…
Почтовая связь расширялась, совершенствовалась. А оплата ее услуг, наоборот, усложнялась. Например, в России в 1807 году пересылка письма за сто верст стоила копейку, за двести — две. Дальше каждая неполная стоверстовка ценилась в копейку, полная — в две. И так, пока не набирался полтинник — самая высокая плата за письмо весом до одного лота. А ведь этот тариф был весьма простым по сравнению с английским, где приходилось отдельно платить за лист для письма, отдельно — за конверт, наличие сургучной печати поднимало цену еще выше. Многие англичане наловчились избегать всей этой дороговизны и путаницы.
Пример нарушения законов подали те, кто, казалось бы, должен их неукоснительно соблюдать. Вплоть до 1784 года члены британского парламента могли посылать и получать письма бесплатно. Но парламентарии не стеснялись подписывать и пустые конверты — по просьбе экономных родственников и знакомых, слуг — в виде косвенной прибавки к жалованью. Охотников купить у них такие конверты по сходной цене было предостаточно. Наконец, подписи подделывали. И поставлено это было на широкую ногу: когда парламентариев лишили привилегии, почта ощутимо разбогатела.
С течением времени на смену парламентским уловкам пришли другие. Конечно, макать перо в молоко вместо чернил — крайность, были способы и попроще. Например, подчеркнуть в газете слова, прочитав которые, адресат прекрасно поймет, что хотел сообщить отправитель. Или плату взимают с посланного листа. Но ведь когда он дойдет по адресу, его можно разрезать! Эта простая мысль привела к столь же простой уловке — на каждом листе умещали по нескольку деловых писем разным лицам, их разъединение и вручение брал на себя получатель. А еще были, как и во все времена, оказии; порой богатые купцы разорялись на содержании личных гонцов. Казна несла огромные убытки, в борьбе с которыми оказалась бессильна даже сыскная служба “поимщиков письменных курьеров”, организованная не иначе, как в отчаянии: один купец, например, получил в 1836 году около 8 тысяч писем; почти 6 тысяч из них были доставлены контрабандным образом.
Возникла парадоксальная ситуация. Днем и ночью мчались во все концы Англии под вооруженной охраной, с невиданной до недавних пор скоростью 7 и более миль в час конные дилижансы королевской почты, а люди прибегали к обману или же вообще не желали пользоваться ее услугами. Требовалось срочное вмешательство экономиста. В роли такового выступил депутат Палаты общин Самюэл Роберте. В 1824, 1829 и 1836 годах он выпустил брошюры, в которых ратовал за введение для писем внутри страны единого, вне зависимости от веса и расстояния пересылки, тарифа в 1 пенс. Этим он, как видите, предвосхитил идеи Роуленда Хилла и помог ему провести реформу. Но и у Робертса был предшественник, да еще какой! В 1583 году польский король Стефан Баторий повелел: “Оплату частных писем, сдаваемых на почту, мы устанавливаем в 4 польских гроша независимо от отдаленности места, куда отправляются письма”.
Итак, не все новое ново и не все старое плохо; верная идея не стареет веками.
То, что было понятно еще четверть тысячелетия назад польскому королю, современникам Роуленда Хилла казалось предприятием неоправданным и опасным. В самом деле, раньше стоимость пересылки зависела в основном от расстояния, веса письма и способа доставки — все разумно, экономически обосновано. Допустить, чтобы путешествие письма на соседнюю улицу и в другой конец Англии обходилось отправителю в одну и ту же сумму, конечно же, нелепо. Да и сумма смехотворно мала — всего один пенс. Королевская почта сразу прогорит. Правда, сейчас близкая пересылка обходится в целых четыре пенса, а за дальнюю приходится платить и вовсе дорого — полтора шиллинга. Но это говорит лишь о том, что тарифы надо снижать, совершенствовать…
Хороший шахматист охватывает мысленным взором партию в целом. Плохой — никогда не видит ее целиком; перед тем как передвинуть фигуру, он прикидывает, как изменится ситуация через три хода…
“Гвоздем” почтовой реформы, которую предложил Роуленд Хилл, был единый почтовый тариф, а марка и конверт с напечатанной на нем стоимостью пересылки корреспонденции — главными инструментами ее осуществления. Реформа пробивала себе дорогу с боями. Про нее писали в листовках, газетах, вели ожесточенные споры в гостиных и на стихийно возникавших митингах. Марка выглядела непривычнее конверта, поэтому в перепалках ей уделяли большее внимание. И вскоре она стала символом задуманного. Марок еще не было, а мода на них уже возникла — этого не предвидел даже проницательный Хилл.