Но как же случилось, что “король филателистов”, владевший “редким даром распознавания раритетов”, так легко попадался на удочку мошенникам? Считают, что он делал это сознательно, поддерживая фальсификаторов по “филантропическим” соображениям.
Странная благотворительность! Быть может, она объясняется тем, что коллекция Феррари во многом уже исчерпала возможности классической филателии? Или же Филипп ля Ренотьер, обладавший чувством юмора, поощрял создание названных его именем фальшивок, усматривая в этом своеобразную пародию на чрезмерное увлечение разновидностями, которому и сам был подвержен? Во всяком случае, невероятную историю с ферраритетами можно рассматривать как один из предвестников грядущих веяний, основательно потеснивших всю классическую филателию.
У КАЖДОГО СВОЙ КОНЕК
Коллекционер пробежал глазами газетное объявление, и сердце замерло. Он прочел еще раз, вникая в смысл каждого слова. Все правильно: в предназначенной к продаже коллекции старых марок была знаменитая “красная саксонская тройка”. Его охватило предчувствие близкой удачи и — тревога: за этой редкой маркой в Германии охотятся многие, конкуренция будет острой.
Однако надежды не оправдались. Случилось то, о чем коллекционер и думать не хотел: “саксонская тройка” оказалась фальшивкой, притом довольно грубой. Повышенный интерес к “изюминке” аукциона сменился всеобщим разочарованием. Особого желания купить заурядную коллекцию никто не выказывал, и по всему выходило, что ей суждено быть проданной за сумму, возможно, ниже той, что она заслуживает.
Коллекционер, с которого мы начали рассказ, огорчился не меньше, а может, и больше других. Но он был человеком практичным и, чтобы не жалеть о зря потраченном времени, приобрел коллекцию по сходной цене. Вернувшись домой, он еще раз тщательно осмотрел альбом. Как и водилось у старинных филателистов, марки были приклеены к страницам намертво — аккуратнейшим образом, стройными рядами. Коллекционер покачал головой, представив, сколько терпения вложил создатель альбома в пагубное-для марок дело, и немедля принялся за их спасение. Марки предстояло вырезать из страниц и освободить от остатков бумаги и клея в теплой воде, или, как говорят филателисты, водяной бане. У фальшивой “саксонской тройки” ножницы приостановились, но только на миг. “Сохраню и подделку, хотя бы на память о пережитых волнениях, — решил коллекционер. — Или обменяю, ведь есть люди, которые собирают именно такие вещи”.
Фальшивка легла на стол рядом с другими марками, а затем очутилась в воде. Через несколько минут бумага с оборотной стороны экземпляров стала отслаиваться. И вдруг коллекционер увидел, как из-под фальшивой марки выглядывает еще одна “саксонская тройка”! Предчувствие удачи вспыхнуло в нем с новой силой. Но он не позволил себе ни единого торопливого движения. Осторожно извлек марку пинцетом, положил на промокательную бумагу, вооружился лупой. Сомнения отпали — это была самая настоящая “красная саксонская тройка”. Упрятанная прежде от завистливых глаз под своим поддельным двойником, она, не в пример другим экземплярам коллекции, оказалась в преотличнейшем состоянии.
…Эта история приключилась в 1930 году, через 80 лет после выпуска “красной саксонской тройки”. Для ее создателей она прозвучала бы как нечто совершенно невероятное. Вряд ли они усомнились бы, что, отпечатанная в немалом по тем временам количестве — пятьсот тысяч экземпляров, марка станет широко известной. Но откуда столь необыкновенная популярность у заурядного с виду знака почтовой оплаты? И почему его причислили к редкостям при таком-то тираже?
Подход к выпуску первой марки в королевстве Саксония был сугубо деловой, прозаический. Номинал 3 пфеннига предопределила стоимость пересылки бандеролей и печатных изданий, для оплаты которой и затеяли выпуск. Выбор сюжета рисунка затруднений не вызывал: сумма почтового сбора — вот что должно прежде всего бросаться в глаза каждому. Но такие марки с крупными, словно на монетах, цифрами в центре уже были в ходу в некоторых старонемецких государствах. Художник, не мудрствуя лукаво, взял баварскую однопфенниговую марку, нарисовал вместо единицы другую цифру, поменял название государства, и пошла гулять по свету “красная саксонская тройка”.
Отправители и почтальоны обращались с будущей знаменитостью без церемоний — при распечатывании бандеролей “саксонские тройки” безжалостно рвали, что незаметно прокладывало им путь к грядущей славе. А тут еще поступило распоряжение ликвидировать оставшиеся нераскупленными 37 тысяч экземпляров, и они были уничтожены с истинно немецкой пунктуальностью… Короче говоря, до нашего времени дошло лишь 4–5 тысяч “саксонских троек”.
У Феррари был целый лист из двадцати негашеных “саксонских троек”. Случайно найденный на чердаке приклеенным к деревянной балке и кое-как отделенный от нее, он, прежде чем оказаться в собрании миллионера, был дважды перепродан, отреставрирован и, сохранившийся до сих пор, считается уникальным. Остальные же современники Феррари надеялись, в случае удачи, заполучить гашеный экземпляр.
Надежды с каждым годом становились более зыбкими, а полнота коллекций, о которой пеклись приверженцы классической филателии, — недостижимой. И не только потому, что многие марки перешли в разряд редких, малодоступных. Уж очень резко возросло число знаков почтовой оплаты. Через десять лет после выпуска “черного пенни” их насчитывалось несколько десятков, а в 1921 году — десятки тысяч. Причем это количество не учитывает разновидностей, которых, например, у одного “черного пенни” 2640.
Но было еще обстоятельство, сыгравшее в судьбе филателии не последнюю роль. Стремление собрать все, что описано в каталоге, и разместить в альбомах по хронологическому принципу заранее предопределяло содержание коллекций. Заданность сковывала фантазию, не позволяла проявиться личным пристрастиям филателистов. Трудно поверить: то, что особенно привлекает нас сейчас — сам рисунок, содержание почтовых марок, — считалось делом второстепенным и при составлении хронологических коллекций не учитывалось. Так продолжалось до середины двадцатых годов, пока не сказали веское слово… дети. Это были школьники из уральского города. Свое обращение они назвали в духе того времени: “Платформа Златоустовского кружка юных филателистов”. Школьники ратовали за то, что сейчас называют тематическим коллекционированием. Характер коллекции стал определяться содержанием марок. Скрупулезное следование каталогу уступило место умению найти и раскрыть тему. Погоня за редкостями и количеством отодвинулась на второй план: столь желанная прежде полнота собрания может нарушить стройность замысла.
Изменилось и понятие редкости. Редкой маркой здесь считают уже не более дорогую, а ту, которую труднее найти, что не всегда совпадает. Поиск стал еще спортивнее и азартнее, филателисты обрели то, чего им так долго не хватало, — возможность самовыражения, творчества, импровизации.
В тематической коллекции могут соседствовать знаки почтовой оплаты, созданные в разное время, в разных странах мира. Случается, иное, с детства знакомое изображение предстанет в новом свете, заставит учащенно забиться сердце. Например, марка из серии “Спасение челюскинцев” с портретом летчика Николая Каманина — желанный экземпляр для тех, кто увлекается историей авиации, покорения Севера. И вдруг неожиданная встреча с нею в коллекции, посвященной космосу. Ну конечно же, ведь спустя многие годы знаменитый летчик стал наставником первых советских космонавтов!
Произошло чудо, которое и не снилось узкому кругу старинных поклонников почтовой марки. Филателия стала по-настоящему массовым увлечением, самым распространенным и доступным видом коллекционирования. Ее творческая основа побудила к активному участию в выставках. Новоявленной чемпионке мира увлечений показалось тесно на страницах домашних альбомов, и она сделала решительный шаг навстречу публике. Камерное звучание сменилось мощной симфонией, рассчитанной на широкую аудиторию.
Но можно ли считать, что тематическая филателия победила классическую? Конечно, нельзя. Так, не вытеснил автомобили самолет — каждому свое место. Больше того, в долгом и азартном соперничестве обеих сторон, как принято писать в спортивных газетных отчетах, победила дружба. Под влиянием “классики” были разработаны строгие требования к тематическим коллекциям. Преобладание “тематики” приучило больше, чем прежде, вникать в содержание марок в хронологических коллекциях. “Филателия, — сказал однажды поэт Николай Рыленков, — не только один из самых массовых, доступных буквально каждому видов собирательства, но и одно из самых благородных, самых бескорыстных человеческих увлечений, увлечений для души. Всякое собирательство воспитывает волю к непрекращающимся поискам, но не всякое так раздвигает горизонты, так обогащает в познании мира, так укрепляет дружеские связи между людьми различных стран, как филателия. В ней, как небо в капле росы, отражается вся жизнь современного человечества с его историческими связями и новыми устремлениями. Филателия запечатляет самый дух времени и обязывает увлекшегося ею “быть с веком наравне”. Однако вы сейчас убедитесь — цветы зла могут расцвести даже на почве благородных и бескорыстных человеческих увлечений. Пример тому — самая знаменитая марка.