Мальчишкой, наблюдая буквально из окон своего дома за жизнью маленького отряда гидроавиации в Одесском порту, Королев влюбляется в самолеты. Любовь перерастает в юношескую страсть после того, как он знакомится с летчиками, которые даже “прокатили” его над Одессой. Тогда же, в середине 20-х годов, выкристаллизовывается девиз его жизни: “Строить летательные аппараты и летать на них”. Непременно летать! Именно это объясняет попытку Королева (увы, неудачную) поступить после окончания Одесской стройпрофшколы в Военно-воздушную инженерную академию им. Н.Е.Жуковского.
В наши дни конструкторы и испытатели авиационной техники связаны, разумеется, общими задачами, но это разные специальности, разный труд. В годы юности Королева они очень часто объединялись в одном человеке. Такие известные авиаконструкторы (впрочем, тогда известными им еще предстояло стать), как Туполев, Ильюшин, Антонов, Грибовский, Яковлев, были в молодые годы и известными летчиками, королевский девиз был в ту пору вовсе не оригинальным. В 1929 году о двадцатитрехлетнем Королеве-летчике, о его “эффектном полете” на планере “Коктебель” писала газета “Наука и. техника”: он продержался в воздухе 4 часа 19 минут. Тогда же он получил официальное удостоверение пилота-парителя. Через год Королев осуществляет “в металле” свой дипломный проект — авиетку “СК-4”, которую он сконструировал под руководством А.Н.Туполева, и другая газета — “Вечерняя Москва” — уже называет его “известным инженером”. Таким образом, летчик и конструктор совершенно естественно уживались в юном Королеве, прекрасно дополняя друг друга.
Королев не мыслил своего будущего без летной работы. Однако Королев не был бы Королевым, если бы шел проторенными путями. Лозунг молодой Страны Советов: “Летать выше всех, дальше всех, быстрее всех!” находил в его душе отклик восторженный. Уже в ранних конструкторских разработках Королева видно желание добиться этих пределов. Королев в юные годы не был одержимым ракетчиком, каким был, скажем, Фридрих Цандер. Разумеется, в угоду гладкости, стройности и внутренней логичности повествования о жизни великого конструктора нужно было бы живописать юношеские мечты о достижении иных миров, но, увы, что же делать, если это не так. В ранних работах, в воспоминаниях друзей его молодости нет ничего, что говорило бы об увлечении Сергея Павловича собственно ракетами, полетами в космос, идеями К.Э.Циолковского о заселении околосолнечного пространства. Однако, познакомившись с трудами Константина Эдуардовича, Королев сразу понял, что именно ракетная техника открывает перед ним те возможности, о которых он мечтал: полную свободу от внешней среды, а значит, достижения скоростей, недоступных винтовым самолетам, достижения любых высот.
— Мы поставим жидкостный ракетный двигатель на планер — и будем летать в стратосферу! — сказал Королев в октябре 1932 года.
Это была его главная, всепоглощающая мечта. И он непрерывно работает над ее осуществлением. Он уговаривает конструктора планера-бесхвостки Бориса Черановского установить на ней жидкостный двигатель Фридриха Цандера, хотя двигателя этого еще нет. Цандер еще работает над ним.
— Первый раз я полечу сам! — говорит Королев Цандеру.
В предвоенные годы Королев конструирует ракеты. Но опять-таки крылатые ракеты! В обзоре работ Реактивного научно-исследовательского института раздел Королева так и обозначен: “Крылатые ракеты”. В 1936–1938 годах было проведено несколько десятков пусков таких ракет. Одному из своих помощников, инженеру Михаилу Павловичу Дрязгову, Королев говорил шутя:
— Надо было бы с Дуровым поговорить, не даст ли он нам мартышек ракетами управлять, — он понимает, что человек полететь на этих ракетах еще не может.
Со своим ближайшим сотрудником Евгением Сергеевичем Щетинковым Королев разрабатывает четыре этапных проекта ракетного самолета с различными вариантами старта. В последнем, перспективном варианте планировалась высота подъема до 53 километров. Это была, несомненно, большая конструкторская дерзость: ведь в то время даже рекордные самолеты летали ниже 20 километров. Достаточно сказать, что 53-километровый рубеж был преодолен лишь двадцать три года спустя после проекта С.П.Королева — в июле 1962 года на третьем варианте ракетоплана “Х-15”, сконструированном американцем Р.Уайтом — однофамильцем будущего погибшего астронавта.
Размышляя, сравнивая, проводя какие-то, разумеется, достаточно условные параллели, невольно приходишь к выводу, что гагаринский “Восток” вовсе не был неким обязательным итогом развития ракетной техники. Сложись по-иному судьба Королева, отодвинься в небытие вторая мировая война, получи наука и техника 40-х годов благотворные условия для своего всестороннего, а главное, мирного развития — и, кто знает, быть может, вовсе не на огромной ракете ушел бы в космос наш Юрий Гагарин. Могло вполне случиться, что он стал бы пилотом невиданного заатмосферного аппарата, суперсамолета, прямого потомка королевского ракетопланера “РП-318”, который трижды летал в 1940 году, пилотируемый летчиком Владимиром Павловичем Федоровым.
Но этого не случилось. Не люди — даже самые прозорливые и талантливые, — а жесткая и суровая логика процессов социально-политических, Марксовы закономерности исторического развития, определившие направления научно-технического прогресса, выбирали для людей путь в космос…
В соответствии с уставом Академии наук СССР все академики и члены-корреспонденты обязаны ежегодно направлять в аппарат соответствующего отделения академии отчет о своей научной деятельности. Многие, если не большинство, подходили к этому требованию формально: справка, она и есть справка — коротко отписывались, и с глаз долой. Избранный осенью 1953 года молодой (46 лет!) член-корреспондент Сергей Павлович Королев отнесся к этому делу с величайшей серьезностью. В 1955 году он составил не просто отчет. Это был аргументированный план развития исследований верхних слоев атмосферы и ближнего космоса. Позднее историки науки, изучая этот отчет, установили, что все пункты королевского плана были выполнены им в ближайшие три года. Но и сухим словом “план” этот документ называть не хочется, настолько проникнут он радостным оптимизмом, великой и в то же время сдержанной, словно опасающейся упреков в романтике или прожектерстве, убежденностью человека, которому уже открылась истина собственного предназначения, но которую еще требуется утвердить в умах других людей. “В настоящее время все более близким и реальным кажется создание искусственного спутника Земли и ракетного корабля для полетов человека на большие высоты и для исследования межпланетного пространства”.
За двадцать лет до этого — в 1935 году — в письме к известному популяризатору науки Якову Исидоровичу Перельману Королев признавался: “Я лично работаю главным образом над полетом человека, о чем 2 марта с. г. делал доклад на первой Всесоюзной конференции по применению ракетных аппаратов для исследований стратосферы в г. Москве”. В докладе этом он все подробно разбирает, сколько должно быть людей в экипаже, какая нужна кабина, дает множество диаграмм, связывающих разные параметры ракеты, рисует графики и заканчивает свой доклад так: “Дальнейшая задача заключается в том, чтобы упорной повседневной работой, без излишней шумихи и рекламы, так часто присущих, к сожалению, еще и до сих пор многим работам в этой области, овладеть основами ракетной техники и занять первыми высоты стратосферы”.
Ясно видно, что по устремленности своей, по всему своему духу доклад 1935 года и отчет 1955 года очень похожи. Двадцать лет неотступных дум и той самой “повседневной работы без излишней шумихи и рекламы”. Много это? Для истории — мало. Для человека — много. Королев понимал, что сам он уже не сможет полететь, как мечтал в молодые свои годы. И врачи не пустят, и не разрешат ему. Полетит другой, но обязательно полетит!
Вот в каком смысле Гагарин — сын Королева! Сын — как надежда, сын — как продолжатель твоего дела, реализатор многолетних трудов, способный воплотить в жизнь мечту отца! Но как же много предстояло еще сделать Королеву, чтобы он мог отпустить Гагарина в космос!