А один юный пионер голословно утверждал, что рано утром на Москве-реке в районе карандашной фабрики приземлилась небольшая летающая тарелка, из которой высадился боевой отряд инопланетян в белых форменных куртках. Но заявление пионера никто всерьез не принял, потому что ранним утром пионер спал без задних ног, начитавшись на ночь вредной фантастики.
Но тут старик Коновалов, умаявшись руководить, ушел домой, грузовики с кирпичом во двор больше не заезжали, и жильцы мало-помалу успокоились, разошлись по отдельным квартирам. Известная закономерность: гражданская активность жильца прямо пропорциональна кинетике общественных неприятностей. Если возможная неприятность потенциальна, то есть ее развитие заторможено и впрямую жильцу не угрожает, то он, жилец, успокаивается и выжидает. Иными словами, активность превращается в свою противоположность.
В этом, кстати, причина многих наших бед. Надо душить неприятность в зародыше, а не ждать, пока она, спеленькая, свалится тебе на голову.
…Именно в силу означенной закономерности парень в белой куртке, никем не замеченный, встретился в три часа с Павликом Топориным. А может, потому его не заметили, что он, хитрюга, снял куртку, остался в майке, а куртку свернул и под мышку пристроил. Маскировка.
Но у парня, похоже, было другое объяснение.
— Парит, — поделился он метеорологическим наблюдением, садясь на скамейку рядом с Павликом. — Как бы грозы не было.
— А и будет, что страшного? — беспечно спросил Павлик.
— Гроза — это шум. А мне нужна тишина.
— Мертвая? — Павлик был в меру ироничен.
Но парень иронии не уловил или не захотел уловить.
— Не совсем, — серьезно ответил он. — Кое-какие звуки возможны и даже обязательны.
— Это какие же? — продолжал усмехаться Павлик.
— Плач, например. Стон. Крик о помощи. Проклятья. Мало ли…
— Ни фига себе! — воскликнул Павлик. — Вы что, садист-любитель?
— Во-первых, я не садист, — спокойно разъяснил парень. — Во-вторых, не любитель, а профессионал.
— Профессионал — в чем?
— Много будешь знать — скоро состаришься, — банально ответил парень, несколько разочаровав Павлика.
И в самом деле: несомненный флер тайны, витающий над незнакомцем, гипнотическая притягательность его личности, остроумие и вольность поведения — все это сразу привлекло Павлика, заставило отменить важный теннис, а может, — в дальнейшем — и кое-какие милые сердцу встречи. А тут банальная фразочка из репертуара родного деда-профессора. Ф-фу!
Но парень быстро исправился.
— Первое правило разведчика слыхал? — спросил он. И, не дожидаясь ответа, огласил: — Не знать ничего лишнего. — Голосом последнее слово выделил.
— Что считать лишним, сеньор Штирлиц? — Павлик позиций не сдавал, считал обязательным слегка покалывать собеседника, кем бы он ни был.
— Все, что не относится к заданию.
— К какому заданию? К чьему?
— К моему. А какое — сейчас поймешь. Ну-ка пройдемся. — Встал и пошел вдоль школьного забора к выходу на набережную.
Павлику ничего не оставалось делать, как идти следом. Поверьте, он никогда бы не поступил так, если б не обыкновенное юношеское любопытство. И что ж тут постыдного — удовлетворить его? Удовлетворим — ив разные стороны, никто никому ничем не обязан… Если, конечно, упомянутое задание не окажется адекватным желаниям самого Павлика.
Так он счел. Поэтому пошел за парнем. И ходили они вдоль по набережной минут эдак сорок.
О чем говорили?…
Здесь автор позволяет себе применить до поры «первое правило разведчика»…
Сеньке Пахомову снился обещанный сон.
Будто сидел он, трезвый и здоровый, на жестком стуле, мертво привинченном к движущейся ленте не то эскалатора, не то какого-то иного специального транспортера. Движение горизонтальное, плавное, неторопливое, поступательное. Ветерок навстречу — теплый, слабый до умеренного, приятный. Как на Москве-реке утром. А справа, слева, наверху, внизу — всюду, куда взгляд достает! — такие же транспортерные ленты с такими же стульями, а на них — люди, люди, люди… И все двигались горизонтально, плавно, медленно и поступательно — туда же, куда и Семен. В ту же неизвестную, скрытую в сизом тумане сторону.
«Где-то я читал про такую катавасию, — подумалось Семену. — Где-то в зарубежной фантастике. Может, у Лема?…»
Но не вспомнил, не отыскал затерянное в вязкой памяти худпроизведение, да и лень было напрягать мозг, совсем недавно еще подверженный высокой температуре и гриппозным бациллам; просто расслабился Семен — везут, и ладно! — ехал себе, глазел по сторонам, искал знакомых.