Но нет, не сон: слишком хорошо, слишком четко помнилась ей пролетевшая ночь. И как долго ждала пяти утра, и как торопливо шла по двору, как лавировала между сновавшими туда-сюда жильцами, которые дружно возводили стену, и сама стена ясно помнилась, и гулкая пустота школьного здания, и сизый дым, вырывающийся из окна из толстых резиновых трубок…
Но почему ничего не видно?
Туман, созданный химическим опытом Алевтины Олеговны, по-хозяйски обосновался в ее квартире. Он был густым и на глаз плотным — как черный кисель, но движений отнюдь не сковывал. Да и дышалось легко. Алевтина Олеговна встала и, вытянув вперед руки, пошла по комнате — ощупью, как слепая. Наткнулась на что-то, ударилась коленкой — больно. Сдержала стон, опустила руку — точно, туалетный столик. Надо левей… Двинулась вперед, нащупала спинку кровати, вцепилась в нее, как в спасительный ориентир — сейчас по нему до спящего мужа доберется. Еще шаг, еще… Алевтина Олеговна уперлась руками во что-то холодное, массивное, неподвижное. И опустила в бессилье руки, прижалась лбом к этому холодному, пахнущему улицей, пылью, цементом — чужому.
Ничего не было сном. Кирпичная стена наглухо отделила ее от мужа, перерезала комнату, надвое разделив кровать.
Павлик проснулся сразу — будто и не спал вовсе. И сразу сообразил: конечно, не спал! Все это не более чем хитрый трюк хитрого парня в белой куртке. Или не его, нет! Когда тот с Павликом впервые беседовал, когда они ушли на набережную, подальше от чужих глаз и ушей, когда парень поведал ему план, Павлик особенно не удивлялся. Просто сказал:
— Ну, допустим, все будет именно так. Но для этого нужен, как минимум, один профессиональный волшебник. — Вроде бы он так элегантно шутил, а вроде бы всерьез прощупывал загадочного парня.
А тот с ходу ответил:
— Волшебник есть.
Тоже не поймешь: хохмил или взаправду?…
— Ты, что ли? — спросил Павлик.
— Почему бы и нет? — вопросом на вопрос.
— Давно практикуешь?
— Может, день, а может, всю жизнь.
— Как понять, маэстро?
— Так и понимай, — отрезал парень. Но сжалился над Павликом, пояснил темновато: — В каждом из нас спит волшебник, крепко спит, мы о нем и не подозреваем. Но если его разбудить… — Не договорил, не пожелал.
Но Павлик не отставал:
— Кто ж его разбудил, интересно?
— «Время. События. Люди». Слыхал про такую телепередачу? — Парень засмеялся, легонько хлопнул Павлика по спине: — Ох и любопытен же ты, отрок…
— Я серьезно, — упрямо настаивал Павлик.
— И я серьезно. — Парень и впрямь посерьезнел. — Ты вдумайся! Время… События… Люди… И не захочешь, а заставят.
— Слушай, а ты сам откуда? — жалобно спросил Павлик, отчетливо понимая, что ничего больше из парня не вытянешь.
— Отовсюду, — коротко сказал парень. — Привет. Закончили интервью.
— Последний вопрос, — взмолился Павлик. — Почему именно ты?
— Почему я? — удивился парень. — С чего ты взял? Не только я. Нас много.
— Кого «нас»?
— Ты после школы, случаем, не на юрфак собрался? — ехидно поинтересовался парень. — Прямо следователь… Ну, все, я пошел.
— Секунду, — быстро сказал Павлик. — Звать тебя как?
— Звать?… — Парень притормозил. — По-разному. Николай. Михаил. Семен. Владимир… Любое имя. Павел, например.
— Павел?
— А чем плохо? Тебя ж так зовут…
— Я не волшебник.
— А вот это бабушка надвое сказала, — засмеялся парень и свернул во двор. Надоел ему допрос.
В свое время, если читатель помнит, автор скрыл этот разговор, сославшись на «первое правило разведчика», помянутое или придуманное парнем. Спрашивается: почему? Вот вам к месту еще одно «правило»: всякая информация полезна лишь в том случае, если приходит вовремя. Момент, считает автор, наступил.
…Туман в комнате висел — вытянутой руки не увидать. Молодец Алевтина, отметил про себя Павлик, толково сработала. «Что за прихоти судьбы? — размышлял он. — В школе Алевтину считали мымрой и сухарем, прозвали „химозой“, на уроках сачковали, а она, оказывается, из наших…»
Павлик верил всему, что рассказал парень. И в самом деле; стоило Павлику пожалеть, что они с дедом оказались по разные стороны стены, как нате вам, пожалуйста: он — здесь, в своей кровати, а дед дрыхнет в соседней комнате, ни о чем не подозревая. И плохо, что не подозревая: сердце у деда, как говорится, не камень, слабенькое сердчишко, изношенное, как бы он ни хорохорился, ни играл в спортсмена. Проснется старик — не дай бог, инфаркт хватит…