— Где Виктор? — снова спросила Марина.
Самвел стал поправлять одеяло, которым был покрыт Мухаммед.
А Костя вдруг вспомнил, как отец всегда умел успокоить мать, когда она начинала беспокоиться. Бывало, обнимет ее за плечи и скажет: «Ну, старуха, заведи-ка патефон, давай потанцуем». Конечно, патефон так и продолжал молчать на этажерке, под полкой с книжками. Его заводили несколько раз в год, по праздникам. Но мать улыбалась, и морщинки на ее лбу разглаживались.
— На охоту пошел! — вдруг выпалил он.
Марина вскинула голову:
— Костенька, милый, ну скажи правду! Где стреляют?
Нет, лгать ей было нельзя, просто невозможно. Она смотрела так умоляюще и в голосе звучало столько тревоги, что Костя невольно отвел глаза.
Марина обняла Костю за плечи, крепко сжала их и приблизила свое лицо к его лицу. Не мигая, она смотрела ему прямо в зрачки.
— Ты должен сказать правду! Ведь там, наверное, мой Виктор!..
Издалека донеслась автоматная очередь. Ей ответило несколько револьверных выстрелов. Внезапно раздался звук разорвавшейся гранаты. И все смолкло.
Марина закрыла лицо руками и заплакала.
Забинтованная Костина нога лежала у нее на коленях. Он медленно опустил ее на пол и встал рядом с Мариной, смятенный и растерянный. Ведь и отец теперь может быть там, где Виктор.
— Не плачь, Марина, — сказал Самвел. — Дед Баграт тоже с ними. Он им поможет…
У каждого из них троих там, на укрытых ночью холмах, был близкий человек. Любой выстрел, отзвук которого гулко гремел в долине, мог быть направлен ему в сердце.
Костя и Самвел прижались к Марине. Девушка обняла их. И они сидели молча, прислушиваясь к каждому звуку, который долетал до них издалека.
Давно уже затихли выстрелы, а им все казалось: вот-вот они загремят снова. И боялись глубоко вздохнуть, чтобы не потревожить эту напряженную, гнетущую тишину…
А Мухаммед спал спокойно и улыбался во сне.
Вдруг за окном послышалось тихое урчание вездехода. Яркий свет осветил двор. Все трое метнулись к окну: у ворот в лучах автомобильных фар двигались тени, слышались приглушенные голоса.
— Вернулись! — воскликнула Марина и первая бросилась к дверям.
Ребята опередили ее. Один за другим они вылезли в окно.
Едва они обогнули деревья, как Костя чуть не наткнулся на Виктора, который стоял к нему спиной, крепко сжимая в руках автомат.
Фары уже погасли. И в рассеянном свете, падающем из окон заставы, Костя не сразу рассмотрел немолодого человека в темном пиджаке и высоких сапогах. Пиджак на нем был порван, черные волосы взъерошены.
— Где мой папа? — волнуясь, спросил Виктора Костя.
Виктор кивнул головой в сторону крыльца — там!
На крыльце толпились вооруженные солдаты. Они тихо переговаривались между собой. Очевидно, ждали приказа.
Костя услышал возбужденный шепот Прошина:
— Он на меня сзади как прыгнет! Я нагнулся — раз его через голову. Он за нож, а я…
Костя не дослушал. Он пробежал по коридору и резко распахнул дверь в канцелярию.
Отец сидел за столом. Окровавленная гимнастерка на его плече была разорвана, и Мергелян неумело бинтовал раненую Руку.
Костя замер на пороге, чувствуя, что дыхание остановилось в его груди.
— Войди! — спокойно сказал отец. — Сядь в углу и сиди тихо. — Очевидно, Мергелян в этот момент причинил ему боль — отец закрыл глаза и помолчал.
За стеной слышался голос дежурного. Он громко кому-то докладывал по телефону:
— Да, вернулись!.. Один убит, другой захвачен живым!.. Начальник заставы ранен!.. Здесь, в канцелярии. Его перевязывают!.. Слушаюсь! Сейчас.
За стеной наступило молчание. Послышались быстрые шаги, и в двери показалась высокая фигура дежурного по заставе.
— Товарищ капитан, на проводе начальник отряда. Спрашивает: можете вы подойти к телефону?
Мергелян крепко затянул узел. Отец, морщась, поднялся и вышел в соседнюю комнату.
Костя услышал его громкий голос:
— Докладывает начальник заставы капитан Корнеев. На участке заставы была попытка прорыва. Два диверсанта на воздушных шарах-прыгунцах пытались проникнуть в глубь нашей территории, но были своевременно обнаружены. При задержании оказали сопротивление. Один убит, другой жив и находится на заставе… — Он помолчал немного и вдруг ответил уже обыденным голосом. — Да так, царапнуло меня немного. Он стрелял из пистолета… Чуть выше локтя… Нет, кость цела!.. Майор Ушаков и подполковник Семыкин остались на местности. Производят осмотр. Ищут их снаряжение… Слушаю, товарищ начальник! — Стукнула брошенная на рычаг трубка.
Отец снова вошел в канцелярию и сел на свое место за столом. Костя смотрел на кровавое пятно, расплывшееся по повязке, и страх за отца охватил его.
Но отец взглянул на него прищуренным, острым взглядом и чуть улыбнулся.
— И тебя тоже поцарапало? — спросил отец. — Сегодня вся наша семья с боевыми ранениями. Болит?
Костя отрицательно покачал головой.
— Все уже прошло, — сказал он, не отрывая глаз от пятна, алевшего на белой марлевой повязке.
— И у меня прошло, — сказал отец, перехватив Костин взгляд. — Только кровь еще не просохла… — Он повернулся к Мергеляну. — Введите задержанного. Из штаба за ним уже выехали.
Мергелян вышел, прикрыв за собой дверь. Отец и сын остались вдвоем.
Вдруг Костя сорвался с места и бросился к отцу:
— Папочка, тебе плохо?
Отец привалился к спинке стула. Глаза его были закрыты. Раненая рука бессильно лежала на коленях.
— Я все знаю… — шептал он. — Ты и Самвел. Вы нам очень помогли…
Дверь распахнулась, и отец открыл глаза. Первым вошел Виктор. При свете электрической лампы Костя увидел, что воротник его гимнастерки разорван. Всю левую щеку прорезала глубокая царапина.
Виктор злобно взглянул на человека, который вошел вслед за ним. Казалось, он сейчас обернется, выхватит пистолет и пристрелит его. Но человек не испугался его взгляда. Из-под нахмуренных бровей он оглядел комнату, подолгу останавливаясь на каждом предмете, как будто желая запечатлеть в своей памяти. Где-то в глубине его черных зрачков пряталась усмешка, словно он был уверен, что с ним ничего не случится.
— Задержанный доставлен, товарищ капитан! — доложил Мергелян, вошедший в комнату последним.
— Обыщите!
Виктор вскинул автомат на плечо, повернулся к задержанному и стал осматривать его карманы. На стол перед капитаном ложились найденные вещи: советский паспорт на имя Нагопета Агабяна, прописанный в Ереване; вечное перо, которое при рассмотрении оказалось пистолетом; запонки, под перламутровой пластинкой которых таились крупицы цианистого калия.
Бритвенным лезвием Мергелян распорол подкладку пиджака диверсанта, засунул под нее руку и вытащил тонкую полоску чистой белой рисовой бумаги. По тому, как неожиданно дернулся человек, все поняли, что этот листок бумаги хранит особенно важную тайну.
Пока Виктор и Мергелян тщательно ощупывали одежду диверсанта, отец внимательно исследовал каждый обнаруженный у него предмет. Силы снова вернулись к капитану. Если бы не окровавленная повязка, можно было подумать, что он здоров.
— Вы говорите по-русски? — спросил он.
Диверсант промолчал, словно не слышал обращенного к нему вопроса.
Лицо его стало напряженным. Он, конечно, был готов к любой внезапности, но все же не ожидал, что придется вступить в бой сразу, да еще при таких неблагоприятных обстоятельствах. Напарник погиб в первые минуты схватки. Все пути обратно оказались отрезанными. А ведь Мак-Грегори несколько часов назад говорил ему, что главное — это не оставить следов на самой границе, а уже в восьмистах метрах от нее можно чувствовать себя вполне спокойно. В чем же ошибка?!
— Значит, русского языка не знаете? — сказал отец. — А в паспорте расписались по-русски. Как же так?..