— Мне правда жаль, но это правда, Третий. Он ненавидит тебя.
Всего на секунду, но Пайпер поверила, что у неё получилось достучаться до него. Третий посмотрел на неё, аккуратно, почти невесомо коснулся её запястья и резко отпрянул, широко распахнув глаза. Всё естество Пайпер взбесилось: Сила кричала от вмешательства иной магии, пусть и родственной, приносила ощущение хаоса мыслей в голове Третьего и другое, крайне напоминавшее ломание костей.
Если до этого внутри Третьего ещё оставалось что-то целое, Пайпер собственноручно добавила первую трещину.
— Нет, — покачал головой он, отступая назад, хватая себя за волосы и ошарашенным взглядом рыская по комнате, словно загнанный зверь. — Это не Гил, он бы никогда не… Он не мог… Как же он?.. Нет…
— Третий…
— Не подходи ко мне.
Пайпер напряжённо сглотнула, опустив уже поднятые руки. Третий тяжело дышал, тянул себя за волосы, жмурился и бормотал что-то бессвязное, никак не пытался успокоить свою магию, почти осязаемо касающуюся Пайпер.
Что она наделала?
Как она могла сказать ему, что Гилберт ненавидит его? Почему она не попыталась хоть как-то смягчить эту новость, почему не предупредила его, что за двести лет Гилберт мог сильно измениться, почему не…
Громко, яростно зарычав, Третий пнул сначала стул, на котором сидел до этого, затем — сундук с вещами, стоявший чуть дальше. Они отлетели в стену с таким грохотом, что Пайпер испуганно вскрикнула и подскочила на месте, прижав руки к груди.
— Это. Не. Гилберт. — Третий делал паузу после каждого слова, сопровождая её тяжёлыми вдохами и выдохами, и быстро обернулся к ней, пышущий яростью и недовольством. — Это. Не. Гилберт!
Пайпер интенсивно закивала головой, соглашаясь с каждым его словом. Он говорил что-то ещё, едва не шипя ей в лицо, и Пайпер без остановки кивала, зная, что ей лучше согласиться, чем продолжать спорить. Даже если всего за долю секунды Третий понял, что она не лжёт, ей было лучше признать себя неправой.
И только после, спустя ещё несколько яростных слов, Третий вдруг замолчал и уставился на неё. Пайпер видела его горящие магией глаза, мокрые дорожки на щеках и растерянность со страхом, которые никак не сочетались с гневом, ещё недавно контролировавшим его.
Пайпер сделала шаг и поняла — всё это время она пятилась назад, а Третий наступал до тех пор, пока она не оказалась возле стены.
Она пятилась от него.
Они молчали, слушая прерывистое дыхание Третьего и лёгкое шевеление магии, сконцентрировавшейся в комнате, до тех пор, пока он не отступил. Пайпер показалось, будто доверие между ними треснуло так громко, что оглушило их.
Затем она услышала что-то, крайне напоминавшее плач, и испуганно вскинула голову. Третий и впрямь плакал, смотря на неё, и трясся едва не всем телом.
У Пайпер был определённый свод правил для поведения с людьми, которые так или иначе напугали её или могли сделать это, но сейчас она не могла вспомнить ни одного пункта. Вышедший из себя Третий определённо напугал её, — а ведь она пыталась убедить себя и его, что не боится, — но она не чувствовала, что готова и дальше отступать. Умом понимала, что это нужно было сделать, ведь Третий элементарно опасен, но не отступала. Наоборот — шагнула вперёд, поначалу несмело, давая ему возможность понять, что она собирается сделать, и остановить её, если это нужно. Третий смотрел, беззвучно плача, и только спустя вечность, полную неконтролируемой магии, сделал шаг вперёд и крепко обнял её. Пайпер вцепилась в него, как в спасательный круг, уткнулась лицом в грудь и тихо всхлипнула.
Только она, Пайпер Аманда Сандерсон, Первый сальватор, может быть такой дурой, и это научно доказанный факт.
— Прости меня, — шепнул Третий ей в макушку, медленно ведя ладонью по спине. — Прости, прости, прости…
Благодаря Силе Пайпер знала: Третий отрицает то, каким стал Гилберт. Что бы он ни увидел, что бы ни почувствовал, он этому не верит, но она не стала осуждать его за это.
— Прости меня, — совсем тихо повторил Третий. — Прости…
Пайпер могла бы вечность слушать его извинения, потому что, как бы эгоистично и низко это ни было, ей нравилось, что Третий осознавал, насколько напугал её, но вместо это едва слышно спросила:
— Гилберт так важен для тебя?
— Я нуждаюсь в нём, — ни на мгновение не задумавшись, ответил Третий. — Сильнее, чем в Киллиане или Розалии.
Это не вносило конкретики, только путало и пугало ещё сильнее, но и на этот раз Пайпер была готова временно остановиться. Ей нужны ответы и сальватор, а не ответы и жалкое подобие сальватора, в которое превратиться Третий, если она и дальше будет такой резкой.
— Почему?
— Это священная связь, — с запозданием ответил Третий. — Без имени и принадлежности к роду она не так сильна, но она… Она — всё, что мне нужно.
— Это кецериз? — предположила Пайпер, вспомнив, сколько раз во дворце Омаги она слышала это слово.
— Кертцзериз, — исправил Третий. — И нет, это не она.
— Тогда что?
— Нечто такое же важное.
Больше он ничего не сказал. Просто стоял, держа её в своих объятиях, непрерывно вёл рукой по её спине, действуя так аккуратно и медленно, что это постепенно успокаивало её. Пайпер была уверена, что внутри у неё будет настоящая буря, из-за которой она сама начнёт ненавидеть Третьего так же сильно, как Гилберт, но умиротворение было сильнее.
Почти сильнее.
— Имя, — произнёс Третий.
— Что?
— Моё имя. У нас был уговор.
— Мы так и не договорились по-нормальному.
Наверное, это было отличительной чертой сальваторов: перескакивать с одной темы на другую и притворяться, будто это нормально. Но Третий, в отличие от неё, всё ещё было на взводе и сохранял лишь внешнее спокойствие, едва не трещащее по швам. И неуёмное любопытство Пайпер вместе с желанием сунуть нос куда не следует были чересчур сильны, чтобы она так просто усмирила их.
— Моё имя, — повторил Третий, почти коснувшись губами её макушки. — Я… я не помню его.
Пайпер отпрянула, как от удара. На щеках Третьего всё ещё блестели дорожки от слёз, но он уже не плакал. Просто смотрел, как она пытается облачить мысль в слова, как неверяще качает головой. Наконец он закатал правый рукав светлой рубашки и показал цепь из незнакомых ей символов, расположившуюся на белом запястье.
— Это помогает вспоминать, но лишь на мгновения. Если кто-то скажет моё имя, если обратится по нему, я не смогу этого понять. Я просто не осознаю, что это моё имя. Но Клаудия, Магнус и остальные знают его, и когда они произносят его и просят проверить эти чары, я проверяю и вспоминаю. Всего на мгновение.
— Ты не можешь вспомнить имя без чужой помощи?
Третий сокрушённо покачал головой, невесело усмехнувшись.
— Сколько чар я испробовал, пытаясь найти способ… Ни одно из них не может побороть проклятие. Пока оно есть, я никогда не вспомню своё имя самостоятельно, никогда не запомню его, если его кто-то произнесёт.
— Поэтому ты Третий, — выдохнула Пайпер, поразившись собственным выводам. — Кто мог наложить такое ужасное проклятие?
— Тот, кто знает, насколько силён я настоящий.
Это было за гранью её понимания, но она кивнула, вряд ли удачно и с видом знатока, но всё же кивнула. Очередное подтверждение о силе Третьего, с которой она не могла сравниться, уж точно не в таком состоянии, ударило не так больно, как она предполагала.
— Ты ведь пытался убить демона, который сделал это?
— Пытался, и один раз я почти убил его, но… Инагрос был выжжен дотла, а он сбежал, поджав хвост. С тех пор я не сталкивался с ним лицом к лицу.
Если Третий сжёг земли Инагроса после того, как на него наложили это проклятие, значит… то было время, когда он был в плену в Башне. Случайно обронённые Магнусом слова накрепко засели в голове Пайпер и теперь дополнились новыми, более пугающими и шокирующими.
Третий был достаточно силён, чтобы выжечь Инагрос, стерпеть множество проклятий и её ложь в лицо. И ему нужен был Гилберт так же сильно, как Гилберту не нужен был Третий. Ей бы следовало учесть это, чтобы, если наберётся достаточно храбрости, попытаться объяснить ненависть Гилберта и не дать Третьему напрасных надежд, но теперь не только магия тянулась именно к Третьему. Всё существо Пайпер тянулось к нему, и она не могла этому помешать.