Он постучался ещё раз, но, не получив ответа, беспомощно обернулся к Магнусу.
— Я надеюсь, — пробормотал Магнус, передавая поднос Эйкену и протянув руку к двери, — что она просто крепко спит.
На всякий случай он постучался ещё раз и, что было ожидаемо, не получил ответа. Тогда Магнус вдохнул, выдохнул, вспомнил, что Дикие Земли — жуткое местечко, в котором нужно всё проверять по нескольку раз, и бесшумно приоткрыл дверь. Он действительно надеялся, что она крепко спит, — хотя и над этим стоит поработать, ибо крепко спать в комнате, которая не запирается, просто опасно, — но если она просто не слышала стука и занята… Магнус выставит себя идиотом. Но уж лучше он, чем Эйкен, и так чувствовавший себя разбитым.
Магнус осторожно заглянул в комнату, едва не выругался во весь голос и поспешно зажал рот, боясь, что ругательство всё же вырвется. Сгоравший от нетерпения Эйкен просунулся поближе к нему, юркнул под руку и застыл, уткнувшись макушкой ему под рёбра. Магнус настойчиво отпихивал его назад, пока Эйкен удивлённо, покраснев до кончиков ушей, пялился на спящих Пайпер и Третьего.
Магнус никогда прежде не видел, чтобы Третий, редко признававший важность сна, выглядел таким расслабленным. Он лежал, раскинув длинные руки и ноги в стороны, щекой прислонившись к взъерошенной макушке Пайпер, которая закинула ногу ему на бёдра и обняла так крепко, будто хотела задушить.
Всё было исключительно в рамках приличия, но Эйкен, пыхтя что-то о том, что он ничего не видел, стрелой вылетел в коридор и утянул за собой Магнуса. Чудо, что поднос всё ещё не оказался на полу.
— Выходит, Ингмар и впрямь был прав, — пробормотал Магнус, аккуратно закрывая дверь. — Что ж, это многое объясняет…
— Ты не говорил, что Третий не просто присматривает за ней! — прошипел Эйкен, изо всех сил сжимая края подноса.
— Успокойся, парень, они же не…
— Нет! — он впихнул поднос Магнусу и быстро закрыл уши. — Ничего не хочу знать!
— Всё равно узнаешь, когда станешь постарше. И лучше от меня, чем от кого-нибудь другого.
Эйкен свирепо уставился на него, всё ещё красный от смущения, и ни следа той растерянности, что наблюдалась за ним со вчерашнего дня. Магнус бы посчитал это успехом, если бы не знал, что Эйкена способно смутить что угодно.
— Ну же, Эйкен, — изо всех сил пытаясь спрятать ядовитую улыбку, произнёс Магнус, — не будь таким ребёнком.
— Я не ребёнок! — возмутился тот.
— Только ребёнок будет так реагировать на спящих в обнимку людей.
— Я! Не! Ребёнок! — цедя каждое слово, повторил Эйкен.
Магнус остановился и на секунду прикрыл глаза. Порой он забывал, как бывает сложно с детьми, и забывал, каким проблемным был в тринадцатилетнем возрасте и отказывался соглашаться со старшими там, где они были правы.
— Эйкен, — мягче повторил Магнус, — ты же не влюбился, правда?
Он дёрнулся, и румянец, только начавший исчезать, вернулся на место.
— Нет, конечно, — пробубнил Эйкен, не смотря на него. — Что за глупости?
— Правда? Ты мне не врёшь?
— Не вру.
— Иными словами, если я предположу, что тебе приятно общество Золотца исключительно потому, что она притягательно по природе своей и умеет завоёвывает всеобщее внимание, ты согласишься со мной?
Эйкен глупо похлопал глазами, сжав кулаки.
Элементали, пошлите ему больше сил.
Магнус много раз сталкивался с влюблённостью. Он знал, насколько это чувство окрыляющее и разрушительное одновременно, потому что не меньше полсотни раз разбил собственное сердце, убедив себя не самыми правдоподобными аргументами, что он действительно влюблён. В двенадцать, когда у него сменился учитель музыки, он влюбился впервые и даже ревновал леди Эйлит к её мужу, с которым она обручилась незадолго до того, как поступила на службу к семье Рафт. И он, разумеется, всё отрицал, когда старшая горничная увидела, как он вдохновенно пишет признание в любви. К сожалению, Магнус был слишком глуп, чтобы понять, что влюблённость намного хуже настоящей любви и никогда не заканчивается так, как хочется человеку.
— Эйкен, — выждав ещё немного, продолжил Магнус. — Поверь мне, я знаю, что ты чувствуешь.
— Я не влюблён! — истерично повторил Эйкен, взмахнув руками. — Я просто… у меня в голове каша, я ничего не понимаю, а ещё Сила!.. Помнишь, что нам сказала Клаудия о Джинне? Его магия как-то реагирует на Силу Пайпер, и я думаю, что… Может быть, тот сон и не был сном. Может быть, я действительно раньше слышал о Силе и даже что-то знаю, и хаос пытается мне помочь. Я просто хочу понять, что происходит!
— Хорошо, — легко согласился Магнус. Эйкен вытаращился на него и захлопал глазами, явно не ожидав подобной реакции. — Я тебе верю и обязательно помогу со всем разобраться. А пока давай перестанем ругаться на весь коридор, а то Третий выгонит нас из храма раньше времени.
Заметив, что теперь глаза Эйкена округлились в ужасе, Магнус миролюбиво уточнил:
— Он же великан с потрясающим слухом и чутьём. И он очень редко спит, чтобы это можно было назвать настоящим сном. Уверен, он нас слышал.
Эйкен вспыхнул, быстро развернулся и уже хотел уйти, когда в конце коридора что-то звякнуло. Магнус мгновенно насторожился и был готов избавиться от подноса, даже швырнуть его в нежданного гостя, если потребуется, но увидел спешащего к ним рыцаря. Фейская броня из кожи и тёмного металла, отсутствие герба на груди, но сияние сигилов на ножнах меча, висящих на поясе — этот рыцарь был готов к чему угодно, что это пугало Магнуса.
— Возникла проблема, лорд Рафт, — запыхавшись, выдавил рыцарь.
Магнус поморщился, услышав ненавистное обращение, но кивнул, позволяя рыцарю продолжить. Тот вдруг побледнел, сглотнул, оглянувшись на двери комнаты, словно знал, что Третий был там, и выпалил:
— Один из наших был найден мёртвым.
Глава 22. Чья душа стала пустою полостью?
— А, господин Каслана, — натянув любезную улыбку, протянул Ингмар. — Уже вернулись. Для меня большая честь первым встретить вас.
Джинн подавил раздражённый вздох. Отчасти из-за того, что в столь ранний час, когда во дворе никого, кроме стражи, нет и никто не услышит его язвительного ответа, и отчасти из-за того, насколько Ингмар лицом напоминал Магнуса и как из-за этого становилось некомфортно Джинну. И ведь не скажешь, что из-за лица Магнуса в семье Рафт когда-то разразился настоящий скандал, положивший начало концу госпожи Мариэль.
— Надеюсь, вы встречаете меня не из-за большой любви к моей персоне, — всё же ответил Джинн, под уздцы ведя взмыленного Дакара к конюшням, — иначе я буду страшно оскорблён.
— Обрадую вас, но вы не в моём вкусе.
— И впрямь обрадовали. Чем обязан?
— До меня дошли интересные слухи о произошедшем в храме, который вы посещали.
— Очень за вас рад. Ещё что-нибудь?
— Пару дней назад пришло письмо от госпожи Джокасты, в нём предупреждение принцу Фортинбрасу.
Джинн остановился, обернулся к Ингмару, непринуждённо подпиравшего белокаменную стену крытого перехода из конюшен во дворец, и сощурился. Таких простецов, не одарённых в области магии, Джинн читал сразу, не прилагая усилий, лишь изредка сталкиваясь с вполне естественными защитными барьерами, наложенными магами дома Рафт. Эти барьеры встретили его и сейчас, однако сквозь них хорошо пробивались искренность и открытость — Ингмар говорил правду.
— Вчера пришло ещё одно, — добавил он, так и не дождавшись ответа от Джинна. — В нём сказано, что в одном из храмов Элвы мёртвым был найден рыцарь. Причину смерти установить не удалось. Звучит знакомо, правда?
Джинн не хотел об этом говорить даже с Киллианом, а уж с Ингмаром — тем более, поэтому он, не удостоив его ответом, передал Дакара подскочившему мальчишке-конюху. Хоть он и предпочитал самостоятельно заботиться о мерине, сейчас бы это означало, что Ингмар будет рядом и ни на секунду не заткнётся.
Не зря герб дома Рафт — змея. Змеиное логово, не иначе.
— Надолго вы у нас? — стараясь звучать непринуждённо, спросил Джинн, услышав, как Ингмар идёт вслед за ним.