— И это всё?
— Я же сказал: это единственный танец, где есть хоть какая-то структура, которую можно понять.
— Это не структура, — возразила Пайпер. — Это просто что-то странное.
— Для людей многое фейское кажется странным. Всё ещё хочешь танцевать?
Он сказал это без какого-либо злого умысла, лишь предположив, что подобное и впрямь покажется Пайпер чересчур странным, но не ожидал, что она схватит схватит его за руки и уверенно скажет:
— Только руки.
Ему потребовались мгновения, чтобы понять всю суть этих слов, и кивнуть, потому что язык вдруг стал слишком тяжёлым.
— Если наступлю на ноги — извини, — продолжила она, кладя его правую ладонь себе на талию. — У меня плохо с чувством ритма. Но в своё оправдание скажу, что ты великан, так что потерпишь.
Третий напряжённо следил за тем, как его левая рука, поднятая правой рукой Пайпер, застывает на уровне её плеч, и с ужасом ощущал, как пальцы правой, предательской правой, чуть сильнее сжимают ткань её платья. Свободная рука Пайпер легла ему на плечо.
Яхади при любом темпе предполагает наличие прикосновений, но не таких.
Феи — существа свободы и дикости. Они танцуют так, будто у них под ногами раскалённые угли и осколки стекла, которые не причиняют им боли, будто за странной музыкой слышится звук, с которым чары оплетают Тайрес — это невозможно, ведь у чар нет звук, но у фей всё начинает казаться возможным. Первые феи, жившие Сигриде, были ещё более дикими. Те же, что существовали сейчас, культурой и обычаями приближались к другим народам, но сохраняли за собой право на странности, на их территории являющиеся обыденностью, и на обыденность, которая у них считалась странностью.
Пайпер совершенно точно не знала ни одного движения, но сделала первое с уверенностью в магии и с сомнением лице, почему-то покрасневшем. При этом она всё ещё оглядывалась по сторонам, засматривалась на яркие воздушные наряды фей, среди которых изредка мелькали элементы брони, — некоторые из рыцарей, бывших на празднестве, явились в форме, — вытягивала шею, будто пыталась одним взглядом охватить весь огромный зал разом. Она и впрямь не чувствовала ритма, часто сбивалась, стоило только одной музыке смешаться с другой или кому-то начать елейным голосом петь, но Третьего это ничуть не волновало. Он достаточно быстро стал вести, позволяя Пайпер не только осмотреть всё и всех разом, но и не отдавить ни ему, ни кому-либо другому ноги.
Он не танцевать очень давно и был уверен, что плохо справится, однако Пайпер не жаловалась. Может, просто не понимала, что его уровень не соответствует тому, что должен быть. Может быть, считала это глупостью. Третий сам считал это глупостью, но только до нынешнего празднества. Тому сальватору, которым он стал, незачем было пытаться хорошо танцевать, достаточно было держать меч уверено настолько, чтобы он не дрогнул ни под чьим ударом, и уметь усмирять тварей, драу и прочих существ, выползавших из своих убежищ. Однако теперь он думал, что глупой была его убеждённость в подобном. Ему не обязательно уметь хорошо танцевать сейчас, но он хотел этого, потому что Пайпер, если он правильно понял её выражение лица, нравилось танцевать.
Она не переставала улыбаться, вслед за ним повторяя движения, почти не имевшие логики. Смена позиций, повороты, описывание кругов принимались ею как нечто само собой разумеющееся, и Третий просто не мог сказать, что выдумывал на ходу, не позволяя себе даже секунды на размышления. Лишь раз, когда в результате поворота она оказалась на расстоянии вытянутой руки и Третий касался её пальцев кончиками своих пальцев, он решил, что нужно что-то придумать. Пайпер, увлечённая всем одновременно, с по-настоящему детским восторгом в глазах, могла легко сделать лишь шаг назад, чтобы затеряться среди шелков, но неожиданно согнула пальцы, сцепляясь с его пальцами, и потянула на себя. Третий сделал размашистый шаг значительно быстрее, чем должен был, и его рука вновь оказалась на её талии. Яхади не предполагал такое прикосновение как постоянное, но по необъяснимой причине оно нравилось Третьему.
Настолько, что он, сальватор Времени, всегда знавший, сколько точно прошло времени, вплоть до секунд, потерял ему счёт.
Даже когда темп яхади сменился на медленный, бывший лишь интерлюдией.
Даже когда краем глаза ему показалось, что Мелина, стоящая на вершине лестницы, внимательно смотрит.
Даже когда боль сдавила виски.
Третий её проигнорировал.
Ему незачем было отвлекаться на боль, лишь немного раздражающую его. В самом начале боль была значительно сильнее, но Третий стерпел её, зная, что, вернувшись и объяснив причину, лишь напугает Розалию. Он умел справляться со всем, что этот мир использовал, чтобы сделать ему по-настоящему больно, и столь незначительное предательство собственного тела даже не воспринимал.
Лишь когда Пайпер, без предупреждения нырнувшая ему обратно под руку и оказавшаяся спереди, схватила за мех на воротнике и наклонила его достаточно низко, он понял, что что-то не так. И когда она, улыбающаяся, с красными щеками и яркими глазами, открыла рот, Третий ужаснулся:
— У тебя кровь идёт из носа.
Боль сдавила виски сильнее.
Он быстро утёр кровь белой перчаткой, надеясь, что это было не слишком заметно, и секундой позже понял, что перчатку нужно куда-то деть, если он не хочет испачкать руку Пайпер. Он почти стянул её пальцами другой руки, почему-то дрожащими, пока Пайпер продолжала держать мех на его воротнике, когда она тем же тоном добавила:
— В сторону, быстро.
Третий даже не разглядел, куда она ведёт его. Быстрые движения при медленном темпе яхади привлекали внимания, но сейчас это никого не заботило. Осторожный взгляд в сторону подтвердил, что на них и вправду почти не смотрят. Лишь один из рыцарей, входивших в свиту Мелины, которая сопровождала её в Омагу, почему-то поднял хрустальную чашу с вином, будто салютуя ему. Третий не успел осмыслить этот странный жест: полутьма колонн сомкнулась над ними, светло-серый камень, стеклянные двери оранжереи и редкие тонкие деревья, растущие почти до потолка, скрыли от посторонних глаз.
— Опять? — обеспокоенно выдохнула Пайпер. — Это… то же, что и в прошлый раз?
— Нет, — торопливо ответил Третий, проверяя, что из его носа больше не идёт кровь, и прекрасно поняв, что она говорила о проклятии, заставлявшем шрамы на его спине кровоточить. — Не оно.
— Тогда что?
У Третьего было несколько вариантов для ответа, но ни один из них не казался ему тем, который он может произнести вслух. Особенно последний, который он понимал лишь отчасти.
Порой такое случалось: магия, черпающая силу в чувствах, вступала в конфронтацию с хаосом. Не особо редкое явление, чтобы Третий беспокоился о нём, но всё же немного пугающее в нынешней ситуации. Он контролировал свои чувства и знал, как использовать их, чтобы направлять магию. Он не понимал, почему магия среагировала сейчас.
— Ничего страшного, — стараясь улыбаться уверенно, произнёс он. Ему было не обязательно называть причину, и он не собирался делать этого, считая, что не стоит вспоминать о хаосе сейчас, однако отчего-то произнёс совершенно другое: — Может быть, дело в Розалии.
С лица Пайпер сошла вся краска. Третий отчётливее, чем до этого, разглядел линию синяков и царапин, ещё не исчезнувших в результате правильного ухода и естественного восстановления тела Пайпер с помощью магии.
— Розалии? — почти шёпотом уточнила она.
— Я ищу способ помочь ей. Успел опробовать несколько способов, но они ни к чему не привели.
— Ты уже делил с ней магию?
— Разумеется.
Пайпер полными ужаса глазами оглянулась на на стеклянные двери оранжереи. Третий, насторожившись, последовал её примеру и замер.
Сквозь стекло и полутьму, охватившую колонны, он видел, что гостей было очень мало.
Феи всегда начинали разбредаться по чужим комнатам раньше, чем проходило хотя бы два часа, и постепенно редеющая толпа не должна была пугать его, но напугала, почти по-настоящему. Сколько же времени прошло на самом деле и почему Третий этого не заметил?