— Его любят, — чувствуя неуверенность, ответила Клаудия. — В Омаге его ценят, в других городах он желанный гость, а жители крепостей и поселений всегда рады его помощи.
— Потому что он сальватор. Он сильнейший маг Диких Земель и единственный, кто сможет защитить их от Герцога, решись тот на отчаянный и дерзкий шаг. Но Третий хочет, чтобы его полюбили как великана, которым он когда-то был.
— Иными словами, чтобы было как прежде.
— Как прежде, — эхом повторил Арне, пустым взглядом мазнув по заваленному письмами столу. Его фиолетовые пальцы подцепили ответ, над которым работала Клаудия. — Как прежде уже ничего не будет.
— Я тебя не понимаю. Ты поэтому оставил Третьего?
— Нет, вообще-то, он просто достал меня разговорами, и я ушёл, потому что думал, что когда-нибудь ему надоест говорить со стенами и он всё-таки ляжет спать. — Арне вздохнул, выдавая то самое чувство, с которым он обычно издевался над Третьим, но пустота в его взгляде вернулась пугающе быстро. — Он думает, что ты ненавидишь Первую.
— Не ненавижу, но и не люблю, — пожала плечами Клаудия. — Не понимаю, что в этом плохого.
— Она же сальватор, которую он встретил спустя двести лет. И, предполагая, что ты ненавидишь её, он начинает думать, что ты ненавидишь и его. За то, что открыл Переход в Дикие Земли. За то, что по его вине ты заперта в этом мире, как когда-то была заперта в доме. За то, что привёз Пайпер в Омагу.
Клаудия нахмурилась
— Он взрослый мальчик и может просто спросить меня об этом. Я не кусаюсь.
— У него дыры в сердце, душе и голове. Он думает, что должен быть идеальным и сильным, но я хочу, чтобы ты напомнила ему, насколько опасно становиться таким.
— И всё-таки я тебя не понимаю. Сначала говоришь, что Третий хочет быть любим, а потом о том, что я якобы могу ненавидеть его. Теперь идеальность и сила. В чём секрет, Арне?
Не то чтобы в его словах не было связи, но Арне — иная сущность, сотворённый богами и ставший ниже их на ступень. Он иначе мыслит, слышит, видит и чувствует. Возможно, он решил, что все его загадки — это прямые ответы на вопросы Клаудии.
— Когда мы были в Башне, я кое-что слышал, — спустя недолгую паузу сказал Арне очень тихо. — «Будь вратами до тех пор, пока последний синий орёл не падёт». Я слышал это снова и снова, пока не потерял смысл слов, но недавно небесные киты повторили их.
Клаудия застыла. Небесные киты до того редки, что увидеть их не всегда удаётся даже на празднествах, куда они порой заглядывают, привлечённые каким-нибудь присутствием какого-нибудь сильного мага. Она делала ставку, что в этот раз они будут, но её волновало, что о странной фразе Арне говорил ей, а не Третьему, который всегда общался с китами и, разумеется, был с Арне в Башне.
— Ты же знаешь, что это значит, — почти шёпотом произнесла она, смотря на Арне снизу вверх.
— Мне доступно будущее, но только не это. Знаешь, почему? — ему не требовался ответ, но на всякий случай Клаудия покачала головой. — Я вижу скверну, что закрывает мне глаза, и чувствую, что знаком с нею. Однако я не могу понять её природу.
— Но? — предположила Клаудия, потому что и настороженный вид, и вкрадчивый тон Арне говорили о том, что он обязательно добавит что-то ещё.
— Но есть магия, которая поможет. Сила.
— Сила, — повторила ничуть не удивлённая Клаудия. Конечно же, Сила. Всё всегда сводилось к Силе.
— Грядёт буря, Клаудия, — предостерегающе произнёс Арне, соскакивая со стола. — Воздух пахнет ладаном, а Третий ломается быстрее, чем я успеваю ему помогать.
Арне исчез, забрав с собой все письма и потушив все свечи, но его слова ещё долго витали в темноте.
Глава 14. Не с сердцем ледяным
У Третьего было две сестры, но они никогда не учили его выбирать самую красивую ткань. На самом деле он не видел в этом смысла, потому что одежда — это всего лишь одежда, но всё равно каким-то образом всегда выглядел безупречно, как настоящий принц. За это Гвендолин проклинала его день и ночь. Тогда он чувствовал, что его испытывают, но не мог сказать того же о ситуации, в которой оказался сейчас.
Шёлк, атлас, бархат, шифон, муслин.
Он был в панике, потому что Пайпер с улыбкой предложила ему выбрать ткань для её платья.
— Почему я? — даже не скрывая своего отчаяния, спросил он.
Даян, когда-то служивший при дворе Ребнезара, с откровенно скучающим выражением лица изучал убранство покоев Пайпер. Третий специально вызвал лучшего портного, который только согласился жить в Омаге (другим почему-то не очень нравилась погода, что ставило его в тупик), потому что он думал, что такая мелочь, как красивая одежда, сможет хотя бы немного порадовать Пайпер.
— Какая ткань тебе больше нравится? — продолжала улыбаться Пайпер.
— Это неправильно, — возражал Третий, сжимая кулаки. — Я не смотрю на ткани как на вещи, которые могут мне нравится.
— А если какая-то ткань раздражает кожу?
— Откуда мне знать, какая ткань раздражает твою кожу?
Пайпер широко раскрыла глаза и сжала губы.
— Я про тебя, — шёпотом произнесла она, силясь скрыть улыбку. — Ты что, носишь всё подряд?
— Если бы он носил всё подряд, — вмешался Даян, не отрываясь от изучения портьеры с изображением горных вершин, складывающихся из стежков белого, серого и чёрного цветов, — мне пришлось бы выколоть себе глаза и признать, что я ничтожный мастер.
— Я не хотела вас задеть, — торопливо сказала Пайпер и замахала руками. — Мне очень нравится одежда, которую вы сделали для меня.
Третий услышал, как Даян самодовольно хмыкнул.
— Ещё бы тебе не понравилось. Я, между прочим…
— На работу у тебя остался всего месяц, — перебил его Третий.
— За месяц я могу создать для леди Сандерсон столько платьев, что одно их количество сведёт с ума любого мужчину в Омаге, и они будут так красивы, что любой, кто посмотрит на них, упадёт прямо к её ногам и будет целовать землю, по которой она ходит.
Пайпер нервно рассмеялась.
— Зачем кому-то целовать землю, по которой она ходит? — немного подумав, уточнил Третий.
— Это метафора, дражайший. Мои платья подчеркнут все достоинства фигуры леди Сандерсон и сделают из неё богиню, сошедшую с небес. Она будет до того прекрасна, что мужчины будут мечтать, чтобы она хотя бы взглянула на них.
Пайпер рассмеялась ещё громче и для чего-то замахала ладонями, будто отгоняя крохотных насекомых. Третий ничего не понимал.
— Почему они будут мечтать, чтобы она посмотрела на них?
— Да потому что она будет великолепна в моём платье! — не выдержал Даян, резко повернувшись к ним. На его белой коже отчётливо проступили пятна гнева, а тёмно-синие глаза яростно блеснули. — Если они до сих пор не любят её, то полюбят сразу же, как увидят в моём творении!
— Её невозможно полюбить без платья, каким бы оно ни было?
Третий окончательно запутался. О чём вообще говорил Даян? Пайпер же почти ни с кем не общалась, только с ним, его кертцзериз и Киллианом. Ансель обучал её сигридскому и истории миров, Джинн, выслушав двухчасовые наставления Третьего, изменил подход к её обучению магии, а с Ветон она виделась только для того, чтобы та осмотрела её лицо и плечи — и, насколько знал Третий, между ними не возникало конфликтов.
Даян разочарованно вздохнул.
— Ты безнадёжен. Ты…
Пайпер вдруг громко расхохоталась. Третий испуганно посмотрел на неё, закрывавшую лицо, и успел подумать, что она вспомнила или почувствовала что-то крайне неприятное. Но вдруг Пайпер остановилась, заметив его взгляд и, с огромным трудом подавив смех, кое-как произнесла:
— Это шутка.
И вновь рассмеялась.
Третий почувствовал себя неуютно. Что конкретно для неё было шуткой? Возможно, она считала традиции и празднества Диких Земель смехотворными?.. Нет, тогда бы она прямо об этом сказала. С толчка Клаудии, больше напоминавшего словесную пощёчину, они договорились быть честными настолько, насколько это было возможно. Пусть это и означало, что Пайпер называла дворец «странным», «пугающим», «фэнтезийным» (Третий не знал, что означает это слово), «немного не от мира сего», и порой произносила нечто, чего не понимал даже Арне.