В объяснения он не вдавался. Если бы ещё совсем недавно она не думала, что он, возможно, умрёт, она бы обязательно продолжила спрашивать про Башню. Она знала, что нечто такое заметили охотники Катона на территории Инагроса, мёртвой земли, граничащей с владениями Тоноака и фейских крепостей. И, конечно, помнила, что в её первую встречу с Киллианом Магнус проболтался про плен. Тогда она сделала вид, будто ничего не услышала, но на деле эта информация беспокоила её куда чаще, чем она была готова признать.
— Почему только Ветон обо всём знает?
Третий удивлённо посмотрел на неё и ответил таким тоном, словно она спрашивала, почему в Омаге идёт снег:
— Она целительница.
— Но почему только она?
— Потому что это моё проклятие, — чуть жёстче произнёс Третий. — Я и так не сумел скрыть его от Ветон. Не хватало ещё, чтобы остальные узнали.
— Но я-то теперь знаю.
«Или нет», — тут же подумала она. Третий же может использовать какую-нибудь магию и заставить её забыть об этом? Может быть, Лерайе даже подыграет ему. Его она любит явно больше, чем своего сальватора.
— Я не хотел, чтобы ты знала. Не думал, что приступ случится так скоро.
— Это никак нельзя предугадать?
— Никак. Проклятие просто нападает, и всё. Это можно лишь стерпеть.
— Почему ты никому не говоришь о нём?
— Никому не понравится, если самый сильный маг Диких Земель будет корчиться от какого-то проклятия.
— Но ведь ты не всесильный, — осторожно заметила Пайпер.
— Если я не буду всесильным, я не смогу вернуть тебя домой и узнать, кто расцарапал тебе губы.
Магия подтверждала, что он не лжёт, говорит совершенно серьёзно и искренне, но Пайпер было трудно в это поверить. С намерением вернуть её домой всё понятно — она же доставала его этим вопросом каждый день, да и совсем недавно, на балконе, когда они ещё могли говорить более-менее открыто, он пообещал, что вернёт её домой. Но вот насчёт расцарапанной губы… Пайпер аккуратно проверила, что царапина уже покрылась тонкой корочкой, и краем глаза заметила, как Третий внимательно следит за её действиями.
— Что? — кое-как выдавила Пайпер.
— Кто это сделал? — тихо спросил он.
Пайпер рвано выдохнула. Она надеялась, что Третий определил наличие царапины только потому, что она выглядела немного иначе, чем раньше — но от этого появлялась мысль, что он изучал её лицо достаточно долго, чтобы запомнить мельчайшие детали. Если это было не так, выходит, что Ветон ошибалась: во время боли от проснувшегося проклятия он действительно слушал Пайпер.
Поняв, что это означает, она едва не сползла вниз.
— Пайпер, — строже произнёс Третий.
— Грегори, — выпалила она.
Третий удивлённо уставился на неё.
— Что?
— Ты назвал меня по имени, и я… тоже решила назвать тебя по имени.
— Но это не моё имя, — озадаченно уточнил он.
— Ну, теперь я это знаю. Буду перебирать все имена, какие знаю. Какое-нибудь уж точно будет твоим.
— Это займёт слишком много времени.
— Тогда я скажу тебе, кто сделал это, — она ткнула себя в уголок рта, — если ты скажешь, как тебя зовут.
Должно быть, в этот самый момент Третий окончательно потерял терпение. Пайпер и так постоянно ходила по самому краю, испытывая предел своих возможностей и чужие границы. Она не удивилась, когда Третий нахмурился, сжал челюсти и раздражённо рыкнул.
— Кто бы это ни был, — произнёс он спустя несколько секунд молчания, — я позабочусь, чтобы наказание было соответствующим.
— Господи, — выдохнула Пайпер. — Это всего лишь царапина. К тому же… я сама это сделала.
Третий вскинул голову так резко, что серёжка в левом ухе зазвенела.
— Ты? — едва слышно произнёс он. — Зачем?
— Чтобы Ветон точно пошла со мной. Я не знала, где найду её, и решила перестраховаться.
— И она поверила тебе?
— Разумеется, нет. Зато другие поверили.
— Какой кошмар…
Третий шумно выдохнул, закрыв лицо руками. Теперь, увидев его руки достаточно близко, без перчаток или попыток спрятать их от её изучающего взгляда, Пайпер замечала тонкие светлые шрамы на пальцах, ладонях и запястьях. Семейный перстень казался чересчур ярким элементом.
И знакомым. Пайпер была уверена в этом.
Глава 18. Слишком быстро, несерьёзно
Кап, кап, кап.
Карстарса сводил с ума этот звук. Он был слышен в любой части Башни и в любое время. Была вероятность, что на самом деле он звучал только в его голове, что на самом деле в Башне стояла тишина, изредка прерываемая рычанием его легиона. Но его было много, слишком много, и голова Карстарса болела сильнее, чем от давления сигридской магии.
Но потом он слышал песню, и звук капающей крови их жертв ненадолго отступал. Карстар наслаждался пением, которое должно было его раздражать, и растворяющейся болью.
Прямо сейчас пение доносилось из дальней части сада. Карстарсу пришлось создать его, чтобы поддерживать иллюзию нормального мира для своей пленницы. Здесь были деревья и цветы, которые уже давно должны были умереть на этой серой земле, каменные статуи, которые на самом деле были проклятыми пленниками, надоевшими ему. Но его пленнице нравилось здесь, ведь она думала, что это — отличное место, и что за его пределами, ограниченных хаосом, всё так же прекрасно.
Идя по начищенной до блеска каменной дорожке, Карстарс видел шнырявших между кустами и деревьями мелких созданий. Они перепрыгивали с одной увитой лозой ветки на другую, срывали цветущие бутоны и разрывали яркие лепестки, бросая их в Карстарса. Это раздражало его так же сильно, как и сам сад, но для его пленницы создания выглядели милыми безобидными драу, а сам Карстарс — её другом. Её единственным другом в этом жестоком мире. Он и выглядел соответствующие: короткие острые рога, кончиками загибающиеся к макушке, были скрыты хаосом так же, как и чёрные белки глаз. Почти белая кожа была лишь на тон светлее, чем у неё, а волосы черны, как ночь. Наверное, она думала, что он из великанов. Он не знал, как на самом деле выглядели его глаза для неё, но если они и оставались красными, то она не задавала вопросов. В этом не было никакой нужды, ведь он был её единственным другом в этом жестоком мире.
Какая мерзость.
Услышав приближающиеся шаги, Розалия мигом затихла. Стоящий в отдалении Уалтар, всегда следовавший за ней по пятам, даже не поднял головы, старательно читал древний магический трактат. Если Карстарс не ошибался, он дошёл до теории мага Анки, предположившей, что хаос и магия на самом деле ближе, чем сигридцы привыкли думать.
— Доброе утро, — поприветствовала Розалия, складывая руки на коленях.
Она была в лёгком платье, не защищавшем от холода. Всегда только в платье. Она — маленькая принцесса, и Карстарс был вынужден постоянно поддерживать подобную иллюзию.
Для неё в этом маленьком идеальном мире солнце вставало на востоке и садилось на западе, лунный цикл всегда был правильным, а хищные создания, желавшие вонзить свои острые зубки в её тело — милыми драу. Простые блюда, которые готовили подчинённые Карстарсом люди, казались ей изысканными яствами, грубые камни — драгоценностями, а всех, кого она видела, её сознание воспринимало как подданных. Самых проблемных созданий Карстарс ограждал хаосом, но другие даже подыгрывали ей. Они не кланялись Розалии, как это делают настоящие подданные, потому что дети хаоса никому не кланяются — только своим командирам.
Карстарс никогда не отвечал на её приветствие. Её песнь — это сигнал, что хаос начинал медленно оставлять её, что его нужно вернуть на место и дать новые команды. Её песнь могла привлечь внимание раньше, чем того бы хотел Карстарс.
Он подошёл ближе и сел на каменную скамейку рядом с ней. Розалия аккуратно поправила юбки лёгкого голубого платья и улыбнулась. Карстарс улыбнулся в ответ — его острые железные зубы должны были казаться маленькой пленнице самыми обычными, а железных когтей и вовсе не было видно. Ему нравилось таким образом издеваться над ней, и всё ради момента, когда она, наконец осознает, кто он на самом деле.