— Откуда?
— Что за глупости? — усмехнулось отражение. — Я — Пайпер. Я знаю, чего я хочу.
— Нет, — возразила Пайпер, делая шаг назад. — Ты не я.
— Нет-нет, я Пайпер. Ты — это я, я — это ты. Мы — Пайпер. Разве не здорово?
— Нет…
У всех сальваторов бывают проблемы с пониманием себя или это только Пайпер такая уникальная? Если она всё же разберётся, ей следует написать самоучитель для сальваторов и особе внимание уделить конкретной этой теме.
— Не переживай, — мягко протянуло отражение. — Я точно знаю, чего хочу. Пойдём. Тебе станет легче.
Пайпер не сдвинулась с места. Далёкий голос вмещал в себя холод северного ветра, испуг, магию, клокотавшую внутри, и хруст снега под ногами. Пайпер смотрела на отражение перед собой и слушала, как голос становится до того громким и чётким, будто ей шепчут прямо на ухо, что становятся понятны отдельные слова:
— Пожалуйста, не закрывай глаза. Смотри на меня.
Пайпер не понимала, с какой стороны звучит голос, но знала, что придётся сделать диаметрально противоположное услышанному. Отражение скалилось на неё, но не подходило, зеркала ничего не отражали, только рассыпались где-то не здесь. Пайпер ещё секунду следила за отражением, после чего закрыла глаза и попыталась сосредоточиться.
Мир горел, и ей было очень больно.
Пайпер едва могла дышать. Она беспомощно открывала и закрывала рот, чувствуя, как пересохшее горло сжимается, и видела перед собой мутные разноцветные пятна. Зеркальный мир сменился чем-то тёмным, освещённым тусклыми свечами оранжевого и почему-то голубого. В воздухе стоял медный запах.
— Ну же, смотри на меня.
Пайпер едва не застонала, когда что-то коснулось её лица. Магия срывалась с цепи, вспыхивала под кожей золотым светом — она скорее знала это, чем ощущала. Магия шептала, что она должна смотреть на кого-то. И как бы сильно девушка ни злилась на свою магию, более переменчивую, чем её настроение, Пайпер попыталась.
Всё, что она видела — это размытые пятна, слишком яркие, чтобы от этого не болели глаза. Знакомый голос отдалился, слова потонули в чьих-то переполошённых разговорах и крике, больше напоминавшем отчаянный и болезненный. Пайпер силилась отгородиться от него, но никак не получалось: магия, что странно, тянулась к крику, будто понимала, что без неё не справиться. Пайпер бы предпочла, чтобы её магия работала на неё.
— Не закрывай глаза.
Знакомый голос раздался совсем рядом так неожиданно, что Пайпер дёрнулась всем телом. В районе солнечного сплетения поселилась боль, из глаз сыпались то ли искры, то ли слёзы, и кожа горела, как от близости неконтролируемого огня.
— Смотри на меня.
— Это не помогает, — вставил другой голос. Женский, высокий, встревоженный. Пайпер его не узнавала.
— Тогда добавь больше мустры.
— Ты с ума сошёл?! — взвился кто-то ещё. — Мы и так…
— Делай, что я говорю!
Либо всё было настолько плохо, что магия не справлялась, либо Пайпер и впрямь так сильно обидела её, что она не желала помогать. Голоса, цветные пятна и боль исчезли. Всё вокруг вновь было зеркальным, и с каждой отражающей поверхности на Пайпер смотрела девушка с золотыми глазами и чёрными склерами.
— По-моему, тут красиво, — сказала она, мечтательно улыбаясь.
Пайпер осторожно огляделась. Это не улицы Портленда, её дом или дом дяди Джона, не дворец Омаги. Это был особняк Гилберта, переменчивый благодаря пространственной магии, наложенной Шераей, но научившийся понимать, когда не стоит мешать Пайпер передвигаться по спутанным коридорам и лестницам. Но сейчас она стояла в коридоре, которого не узнавала, и ничего не понимала.
— Здесь умирает величие и божественность.
Пайпер даже не вздрогнула, когда отражение, вырвавшись за границы зеркала, оказалось за её спиной.
— И никого из них ты не спасёшь.
— А сказала, что ты — это я, — возразила Пайпер, покосившись на отражение.
— Я вижу истину, скрытую за глазами цвета благородства. Я знаю, что иначе нельзя. И тебе следует понять.
— Я тебе не верю.
— Почему же? — почти обиженно пробормотало отражение, кладя подбородок ей на плечо. Пайпер стоически выдержала этот жест, убеждая себя: это лишь её бредовые фантазии. Что бы ни происходило на самом деле, у неё не глаза демонов. — Я — это ты. Я всё знаю, просто жду, когда и ты поймёшь.
— Ты ничего не знаешь.
— Разве? Это место — твоё. Я живу здесь и жду, когда ты примешь его и меня.
Пайпер сделала осторожный шаг в сторону.
— Кто ты?
— Я — это ты…
— Нет, — перебила Пайпер. — Кто ты на самом деле?
Отражение улыбнулось. Пайпер не понравилась эта улыбка — как будто она пыталась скопировать чью-то чужую, ослепительную, и при этом выглядеть грозной и заигрывающей одновременно. Очень странное и неприятное сочетание.
— Я — это ты, — повторило отражение. — Я — Пайпер, но, если хочешь, можешь пока называть меня Амандой. Красивое же у нас имя, правда?
Не то чтобы Пайпер очень любила своё второе имя. Быть названной в честь какой-то тётушки, которая умерла ещё до её рождения, было странно, но после слов отражения Пайпер ощутила острое желание присвоить его только себе, лишь бы защитить.
— Ну что ж, — выдохнуло отражение, складывая руки в замок, — посмотрим, в чём дело?
Пайпер не успела возразить: боль в солнечном сплетении стала такой сильной, что у неё подкосились ноги.
— Добро пожаловать в Башню, — выдохнула Аманда ей в ухо.
Отражение растворилось, зеркала разбились и рассыпались в сверкающую крошку. Пайпер видела лишь темноту, прерываемую звуками и неяркими вспышками голубого света. Множество голосов зазвучало так громко, что заглушило спутанные мысли Пайпер.
— Это уже слишком…
— Не спорь со мной!
— У нас есть и свои люди, которым…
— Если ты сейчас же не сделаешь, что я говорю, я вырву тебе язык!
Пайпер испуганно метнулась в сторону и наткнулась на что-то мягкое. Очень медленно её измученный разум осознавал, что на самом деле она лежит, а не стоит, и темнота вокруг прерывается лишь потому, что у неё хватает сил изредка приоткрывать глаза. Множество голосов — это люди вокруг, а хриплый звук совсем рядом — её собственный.
«Из всего ты устраиваешь драму», — прозвучало в её голове.
Пайпер едва не чертыхнулась. Очередное подтверждение, что это не сон. Лерайе хоть и не отвечала, когда того хотела сальватор, но точно не давала забыть о себе. Пайпер даже не знала, что хуже.
«Долго будешь валяться без дела?»
«Долго ты ещё будешь такой злой?» — проворчал кто-то другой, и Пайпер с удивлением узнала голос Арне. Было так странно слышать его в своей голове и не понимать, с чего он решил вмешаться. Разве обычно он не говорит вслух, являя себя во плоти?
«Не мог бы ты не лезть туда, куда тебя не просят?»
«Уж прости, но я вижу, что будет дальше».
На мгновение всё вокруг затихло. Даже боль отступила, будто хотела, чтобы Пайпер сосредоточилась на разговоре сакри.
Но он не продолжался, как и боль не продолжала терзать её тело, а голоса — её уши. Пайпер просто лежала неизвестно где, чувствуя пустоту и непривычную, тревожную лёгкость, так долго, что начинала забывать, что вообще происходит. Постепенно ощущения стали возвращаться, и первым вернулось замутнённое зрение. Краем глаза Пайпер видела чьё-то размытое пятно: тёмные кудри, острые скулы и голубые глаза, едва заметная улыбка, которую она хорошо запомнила — и то лишь потому, что в первую встречу волновалась и ничего не понимала.
— Гилберт?
«Всё настолько плохо?» — тихо спросила Лерайе.
«Да, всё плохо, — будто нехотя ответил Арне. — Я не знаю, как помочь».
***
Магнус считал, что начинать с угроз не стоило. Но когда встречают настороженно, с хорошо читаемым на лицах недоверием и даже презрением, а счёт идёт на минуты, можно проглотить своё недовольство и даже изобразить смирение и покорность. Магнус достаточно прожил под контролем отца и умел притворяться, когда это нужно. Тем более что сейчас Третьему не нужно, чтобы кто-то ещё спорил с ним.