– Думаешь, она перепутает меня с благотворительным фондом? Ты б на ее месте как себя повел?
– Давай иди, без базара, – Хаос легонько пнул Эдика в предплечье по направлению к невзрачной женщине. – Ты узнай, а там разберемся как сделать так, чтобы она приняла нашу помощь. Мы будем ждать тебя у двери.
Недовольно закатив глаза к потолку, доктор все же развернулся, одернул халат и размеренным шагом направился к одиноко сидящей женщине. Мы видели, как он, склонившись к ней, участливо положил руку на ее плечо, привлекая к себе внимание. Когда мать Макса повернулась к нему, Глеб сграбастал мою ладонь в свою и настойчиво потянул меня к выходу уже знакомым путем.
Снаружи вновь шел мокрый мелкий снег. Я остановилась на пороге, под защитой покатой крыши, Глеб кое-как уместился на самом краю крыльца. Он молчал, и я тоже не говорила ни слова; сунув замерзшие ладони в карманы куртки, украдкой рассматривала своего спутника. Я заметила, что он равнодушно водит глазами вокруг, не останавливаясь ни на чем конкретном, словно пытается выцепить что-то определенное, что могло бы помочь избавиться от назойливых мыслей, переключить внимание, рассеять окутавшую неизвестность. Бессонная ночь давала о себе знать выражением глубокой усталости на его изможденном лице.
Доктор вышел спустя несколько минут.
– Она остановится в квартире Максима, – сообщил Глебу, предупреждая закономерный вопрос. – Вещи отвезет туда вечером, сначала она намерена дождаться более-менее четких прогнозов от Ветрова. Насчет всего остального пока молчит, вроде бы даже не слишком понимает, о чем я ее спрашиваю… – помявшись, доктор добавил с сомнением. – Мне кажется, ей самой вскоре может понадобиться врач.
– Присмотри за ней, ладно?
– Скажу медсестре. Сам не могу, мне уже нужно ехать.
– Да, ясно, – Глеб помолчал. – Значит, будет ждать хирурга?
– По крайней мере, она так сказала.
– Эта бодяга надолго.
– Ну… – Эдик только развел руками.
– Держи меня в курсе любых изменений, ладно?
Доктор согласно кивнул. Попрощавшись с ним, мы с Глебом направились к машине. Мой спутник устроился на переднем сиденье, завел мотор, активировал стеклоочистители, но перед тем, как выехать с не слишком расчищенного двора больницы, повернулся ко мне:
– Тебя к родителям?
Так он называл уютный дом на окраине города, в котором раньше жили мои приемные родители, и в котором я иногда отдыхала от постоянных стычек с Павлом, считая это место своей неприкасаемой территорией. И небезосновательно – при всей своей бесцеремонной наглости дядька никогда не пытался заглянуть в дом, некогда принадлежавший его родному брату, где каждая вещь дышала им даже после его трагической гибели, а стены, словно в насмешку, хранили в себе давно позабытые образы. Теперь, после того как от моего особняка остались усыпанные пеплом руины, я обосновалась именно там, хотя чаще всего оставалась вместе с Глебом на незасвеченной хавире, как выражается мое новое окружение. Мое присутствие в доме родителей требовалось изредка подтверждать, чтобы не цеплять лишний раз следователей, они и без того проявляли чересчур повышенное внимание к моей персоне.
– Да… – начала было, но вдруг осеклась, поймав его пустой, абсолютно ничего не выражающий взгляд. Внутри что-то неприятно сжалось, я глубоко вдохнула и сцепила ладони в крепкий замок, мысленно взвешивая все за и против.
– Нет, постой. Давай съездим на старое кладбище.
Глеб взглянул с недоумением.
– Кто там у тебя? Насколько я знаю…
– Там у меня самый мерзкий и ненавистный человек из всех, кого я когда-либо встречала... Хочу оставить это существо в старом году, – до наступления нового года оставалось всего каких-то пару недель, и я подумала, что это действительно удачный момент, чтобы попробовать отпустить гнетущее прошлое и шагнуть в будущее. – Не спрашивай, ты сам все увидишь.
Сказав так, я отвернулась к окну, давая понять всю бессмысленность дальнейших расспросов, и закрыла глаза, мысленно настраиваясь вновь увидеть место скорби, в котором получила прописку всего несколько лет назад.
Я давно там не была. Даже странно, как сильно меня теперь туда тянет.
***
Старое кладбище располагалось на севере города, в самой дальней и уединенной его части, рядом с пыльной и шумной железной дорогой.
Теперь здесь все изменилось, могилы уже не выглядят ухоженными, большинство надгробий покосились на один бок под тяжестью времени. Видно было, что за ними давно никто не присматривает. В последний раз я была здесь пару лет назад, когда кладбище еще не походило на декорацию к жутким готическим фотосессиям. Помнится, отец привел меня к аккуратной ограде, которая охраняла последний приют его родителей, бережно опустил купленные на входе цветы на каждую из двух могил, и мы некоторое время просто стояли в тишине, затем он чуть хриплым голосом рассказал немного о том, какими людьми были не виденные мной бабушка с дедушкой при жизни. Я слушала, но не слишком – все мое внимание было направлено на узкий проход между могилами чуть левее, ведущий к небольшой церквушке, откуда можно было легко попасть к землистой насыпи без фотографии и упоминания имени, зато с памятником – небольшим мраморным ангелом со сложенными за спиной крыльями.