Посмеиваясь без особого веселья, Макс живо наполнил жидкостью стакан за неимением другой посуды и добавил туда немного яблочного сока, деликатно оттенившего мягкий вкус напитка. Попробовал и сморщился. Вновь откинулся на подушку и потянулся за планшетом, на экране которого величественные Куранты отбивали последние секунды перед наступлением следующего года.
Где-то в коридоре нестройный хор больных, так же как он вынужденных провожать старый год вдали от родного дома, громко затянул обратный отсчет секундам.
Щёлоков задумчиво вытащил старую распечатанную фотку, на которой они были втроем – Глеб, Рита и он сам с правого края, не догадывающийся о том, что коварная подруга подставила ему коротенькие рожки. Теперь, глядя на единственный снимок, изображающий некогда устойчивую троицу бывших друзей, Макс с трудом улыбался, вновь оживляя в памяти забытые образы того давно минувшего дня. Приподняв одну бровь, Глеб нарочито хмуро взирал в прицел камеры. Рита в любимом красном платье, с причудливо завитыми светлыми волосами, весело смеялась, должно быть, представляя реакцию Макса, когда он увидит фотографию. Ничего не подозревающий Щёлоков скромненько обнимал девушку за талию, но думал в тот момент о чем-то далеком; именно такое выражение лица он неизменно наблюдал у себя снова и снова при взгляде на единственное их совместное фото.
Всё было…
И вот теперь ничего не осталось.
Макс сделал глоток. Не выпуская из ладони стакан, сполз с расправленной постели, приблизился к окну и распахнул створку, впуская в осточертевшую палату поток холодного зимнего воздуха с улицы. Какой-то бухой бедолага неровно двигался вдоль больничного забора, едва перебирая ногами по свежевыпавшему снежному покрывалу. Внезапно он остановился, вскинул голову и, бросив взгляд на освещенное здание больницы, приметил высунувшегося из окна Макса.
– Э-эй! – хриплым голосом заорал он, в неясном жесте махнув ладонью. – Пааарень! С Новым годом!
Он покачнулся, но каким-то чудом устоял на месте, а наблюдающий за ним Макс вдруг громко и весело рассмеялся. Демонстративно подняв стакан с нехитрым коктейлем собственного приготовления, отсалютовал незнакомцу:
– И тебя, дружище. С Новым годом!
Синяк в ответ радостно замахал обеими конечностями, и Макс вновь засмеялся, отчего-то почувствовав мгновенное расположение к этому человеку, чьего лица не мог толком разобрать из-за разделяющего их расстояния. Незнакомец вскоре скрылся из виду, а Щёлоков все продолжал одиноко стоять на месте, глазея на освещенный фонарем сугроб. Планшет позади него взорвался праздничной музыкой. Послушав немного, Макс задумчиво сунул нос в стакан, сделал еще пару глотков и сказал негромко, обращаясь в безмолвную пустоту за окном:
– С Новым годом, Глебыч. Где бы ты сейчас ни был – удачи, брат, – помолчал, намеренно поболтав содержимое стакана. – Найди свою девчонку, и пусть у вас все срастется, ребята…
Подумал, чего бы еще добавить, но в конце концов захлопнул окно, вернулся к постели, обновил содержимое своего стакана и устроился поверх смятого одеяла, удобно примостив планшет на коленях.
Шел «Голубой огонёк».
***
– Тааань, ну где ты ходишь? – в нетерпении позвал Григорий из зала. – Президент речь закончил, сейчас отсчет пойдет!
– Наполняем бокалы, Танюша! – весело прощебетала давняя школьная подруга, и в доказательство ее слов тут же раздался тоненький звон стекла.
– Иду.
Невысокая темноволосая женщина, одетая в нарядное платье, суетливо подхватила салатницу и развернулась к круглому проему, ведущему в комнату, где уже давно собрались гости, как вдруг резкая боль в левой стороне груди заставила ее спешно отставить глубокую тарелку обратно на тумбу. Неловко опустившись на край табурета, Татьяна прикрыла глаза, машинально коснувшись ладонью там, где теперь учащенно билось сердце, и постаралась наладить сбившееся дыхание.
Боль острыми иглами впивалась в грудь, мешая свободно дышать, но вскоре ее оттеснило чувство неизъяснимой тревоги, возникшее непонятно откуда. Женщина смахнула выступившие на лбу бисеринки пота и с облегчением услышала заливистый смех из гостиной. Там за праздничным столом собрались все родные и близкие ей люди, они веселились и с ними все было хорошо. Но смутное беспокойство тем не менее становилось сильнее, разрасталось, грудь сдавливало, как под тяжелым прессом. В какой-то момент Татьяну вовсе согнуло пополам в безжалостном приступе новой боли. Она слабо охнула, хватая ртом горячий воздух, и в этот момент почувствовала на своем плече ладонь мужа.