Самые разные мысли постоянно атакуют мою поврежденную голову, но не задерживаются в ней надолго – уже спустя несколько минут я ни за что не вспомню, о чем думала совсем недавно. Без сил шатаюсь от стены к стене, трогая сухими ладонями развешанные на них дешевые картинки и рамки с чужими фотографиями. Иногда пристально вглядываюсь в черно-белые лица, но никак не могу нарисовать для себя портрет этих людей, понять, кем они могли быть и куда переехали из этого дома. Да мне и не слишком интересно… Их лица забываются сразу же, как только я обращаю взгляд на летние пейзажи картин, которые тоже можно рассматривать бесконечно долго с одинаковым результатом.
И кто сказал, что невозможно исполнять один и тот же повседневный ритуал на протяжении долгой вереницы дней?
Прошло уже два месяца, проведенных мной в беспрерывном страшном сне и так же благополучно выветрившихся из дырявой памяти.
Я долго собираюсь со скудными силами, прежде чем натянуть на себя первые попавшиеся шмотки и пересечь разбитую дорогу, чтобы купить свежего деревенского молока у приветливой соседки. На обратном пути трусливо торможу на пороге своего временного жилища, чутко прислушиваясь к звукам, и только убедившись, что опасности вроде бы нет, распахиваю дверь, чтобы спустя пару секунд поспешно щелкнуть замком уже изнутри.
Сломанную куклу выбросили на помойку, откуда ей уже никогда не выбраться.
Но затянувшийся сон понемногу отступает. Мысленные самотренинги и внутренние увещевания, коими я увлеклась совсем недавно, не помогают – я не выбираюсь из этой трясины, напротив, все глубже вязну в своей прогрессирующей паранойе и совсем не хочу думать о будущем, так как эти мысли уничтожают меня, заставляя взглянуть на свою жизнь и лишний раз подтвердить свой незавидный статус паразита на перенасыщенном теле земли.
Я не хочу жить так. Я вообще не хочу жить. Но и собраться с духом, чтобы раз и навсегда прервать этот ужас, плавно перетекающий изо дня в день, тоже не могу.
На третий месяц я замечаю покрывшееся пылью зеркало, задвинутое в самый дальний угол темной прихожей.
Из зеркала на меня угрюмо таращилось нечто с длинными неопрятными волосами, впалыми скулами и глубокими кругами под тусклыми глазами. Я трогала пальцем свои потрескавшиеся бледные губы, глядя в эти пустые глаза со смесью жалости и глубокого отвращения, пока вдруг не осознала в полной мере, что вижу собственное отражение. Это не чья-то убогая проекция. Это я. То, во что я превратилась за бесцельно спущенное в никуда время.
Легкий вскрик сорвался с губ, когда я с ужасом отпрянула от зеркала.
Я угасала.
Что ж, учитывая, как я провела эти долгие месяцы, подобное было неизбежно.
Однажды, по обыкновению передвигаясь по коридору к кухне, я случайно наткнулась на высокий комод и машинально потянулась к ручке, выдвигая самый верхний ящичек. Там было несколько тетрадей в клетку и пара простых карандашей; все это я зачем-то взяла с собой и уже на кухне принялась бездумно чертить по бумаге, не вкладывая в свое занятие никаких усилий. В результате получилось что-то непонятное, с вытянувшейся мордой и заостренными рогами. Дети рисуют лучше. Но я вдруг узнала в карандашном наброске Альберта, вздрогнула и быстро разорвала свое творение на несколько мелких частей, а после долго еще сидела в одном положении, без сил уронив голову на ладони.
Я не знала, куда делся брат. Возможно, он вовремя заметил полицейские машины и предпочел покинуть место расправы, однако немногим позже следователи обнаружили догорающий автомобиль, на котором, как они выяснили, все это время передвигался Альберт. Следователи считают, что брат погиб, не справившись с управлением на трудной дороге, но я, памятуя о том, что однажды его уже объявляли мертвым, больше не питаю обманчивых иллюзий. Он слишком хитер, продуман и изворотлив, и если ему в самом деле удалось выжить, Альберт может прийти за мной в любой момент.
Или он уже незримо рыскает поблизости, дожидаясь удобного момента, чтобы нанести решающий удар.
С каждой последующей неделей эти страхи тревожат меня все меньше, хотя и не уходят насовсем. Укрепляют баррикады на задворках памяти, словно готовясь к длинной и сложной осаде, но я уже начала привыкать к их неизменному присутствию и даже почти перестала обращать на них внимание.