А потом я увидела сон. В реальности моего больного воображения я обнаружила себя посреди лесной чащи, укутанной сумраком, а где-то вдалеке раздавались громовые раскаты, информирующие о скором приближении грозы. Рядом со мной неподвижно сидел Глеб. Родной… почти позабытый. Глеб был там, со мной. Мне безумно хотелось к нему прикоснуться, но я не могла этого сделать. Он улыбался, глядя на меня с искренней нежностью, и я выдала неловкую улыбку в ответ, постепенно расширяя ее, пока взгляд мой не скользнул ниже, и я не увидела, что нижняя часть его темного свитера и джинсы насквозь промокли от крови. Тогда я в ужасе протянула к нему руку, лихорадочно пытаясь сообразить, что делать, но Глеб мягко оттолкнул мое запястье, с присущей его голосу ленцой сообщив, что с ним полный порядок и мне вовсе не о чем беспокоиться.
Он был серьезно ранен, терял кровь, но при этом улыбался так, точно сам просверлил дыру внизу своего живота и теперь наслаждался результатом.
Когда я вырвалась из объятий сна от очередного ночного шороха, мое сердце колотилось, как ненормальное. Я все еще чувствовала, как липкая лапа страха сжимает мое слабое горло, перекрывая дыхание. Вытесненный из памяти образ любимого мужчины вновь и вновь всплывал перед глазами, и до самого утра меня преследовали мучительные воспоминания о бесценных мгновениях, проведенных совместно с Глебом. Я вспоминала о нашем спонтанном знакомстве, о бегстве из горящего особняка, о заточении в подвале Тома, и эти образы постепенно вытеснили из сознания все так или иначе связанное с Альбертом и его кровавым возмездием.
Тоска по минувшему прошлому разбавила сильнейший страх.
По моим щекам текли слезы, но я их совсем не чувствовала.
Это было моим решением. Мне нужно было прийти в себя, остаться один на один с самой собой, разобрать по полочкам невероятный бардак в своей голове. Перебороть свою разрушенную личность и впитавшийся в меня страх. Я ни за что не смогла бы справиться с навалившимся на меня кошмаром с чьей-то помощью, поэтому предпочла тихо исчезнуть, не оставив следа, по которому меня могли отыскать. И в конечном счете все получилось, как я хотела. Эти долгие несколько месяцев вернули мне способность соображать, не вздрагивая каждый раз, когда кто-то бросит на меня мимолетный взгляд без всякого тайного умысла.
Я поняла, что вновь могу чувствовать что-то еще. А значит, не все потеряно.
Мне можно вернуться. Без всякого сожаления я продам все, что у меня есть, и уеду далеко-далеко, в место, никоим образом не связанное с произошедшими событиями. Это будет тихий маленький городок с низким уровнем преступности, в котором я с легкостью сумею затеряться среди мирных жителей, заведу свое маленькое дельце, разобью цветочный садик перед домом и может быть обрету, наконец, долгожданный покой.
Все мои вещи с легкостью уместились в старую спортивную сумку, с которой я сюда приехала. Перебросив ее через плечо, я глубоко вдохнула, чувствуя прилив неизменного страха перед выходом из своей спасительной гавани. Было страшно покидать это место, ставшее мне надежным приютом на долгое время, понадобившееся для новой адаптации к жизни. В конце концов, я крепко зажмурилась и толкнула дверь, делая пару шагов через низкий порог. Выдохнув, развернулась, дрожащими руками повернула ключ в замке, нервным движением поправила на плече сумку и, увещевая себя дышать глубже, осторожно двинулась по узкой тропинке к дороге, надеясь поймать машину до города. И вдруг по привычке обернулась, услышав резкий звук распахиваемой скрипучей двери позади себя.
И оцепенела, чувствуя, как ладони становятся мокрыми и липкими, а противные мурашки толпой проносятся вдоль напрягшихся лопаток.
Из соседнего дома, дверь которого при мне ни разу не открывали, показался высокий крепкий мужчина, одетый в теплую черную ветровку с капюшоном и джинсы. В руке у него была дорожная сумка. Он хлопнул дверью, машинально бросил взгляд в сторону моего дома так, точно делал это всякий раз, покидая свое жилище, и только затем посмотрел на меня, замершую в оцепенении посреди безлюдной дороги. Он не торопился, размеренным шагом преодолел расстояние от крыльца до асфальта, немного срезав угол, и так же невозмутимо пошел мне навстречу. На небритом лице сквозило подобие легкой улыбки, но темные глаза его оставались глубоко настороженными, точно он не знал, чего следует ждать от нашей встречи, и заранее настраивался на менее оптимистичный вариант возможных событий.
Господи, в это невозможно поверить, все это время он был рядом и так близко…