– Черт, засохни! – перебил ее, раздражаясь все сильнее, и уже сам попытался стянуть с ее шеи шарф, неизменно вызывающий у него ассоциацию с удавкой. – Завязывай меня бесить, черт побери! Я уже говорил тебе, что возьму на себя разрешение всех твоих проблем; это единственное, что у меня отлично получается. Я сам со всем разберусь, слышишь? Только не мешай! – Хаос перевел дыхание и прибавил уже тише. – Если у тебя реально неприятности, скоро об этом станет известно.
– Кому? – ее ладони оказались поверх его. Теперь они стояли друг напротив друга, так близко, что ее страх для него был почти осязаем. – Глеб, я знаю, ты на многое способен, но сейчас просто послушай меня. Пожалуйста. Хотя бы раз в жизни. Не пытайся влезать в это, слышишь?
– Вер, если ты думаешь, будто я реально поведусь, то сильно ошибаешься, – криво усмехнулся Хаос, но она его вовсе не слушала.
– Не лезь никуда, займись своими делами, разреши какой-нибудь головняк, а меня оставь на какое-то время…
– Самый мой большой головняк – это ты. Отвечаю.
– Я должна вернуться, – упрямо повторила Вера.
– Ты никому и ничего не должна, кроме меня. Вот мне-то как раз ты очень задолжала, любимая, – улучив момент, когда она немного отвлеклась, Глеб-таки стянул с нее злополучный шарф, бросил куда-то себе под ноги и наступил тяжелым ботинком.
– Ты даже не собираешься меня слушать! – воскликнула она в отчаянии.
– Слушать и делать – совсем не одно и то же.
– Я ведь никогда не хотела с тобой связываться!
– Ну-ка постой, – Глеб буквально вытряхнул ее из верхней одежды, которую, в отличие от шарфа, бросил под вешалку до поры до времени. – Сейчас разберемся, кто и с кем не хотел связываться. Будет надо, я тебя даже скручу. А хочешь, вырою тебе персональный колодец?
– Глеб, ты…
– А что – я? Это тебе, я смотрю, заняться конкретно так нечем. Вместо того чтобы лить мне на уши всякие бредни, лучше пораскинь мозгами и прикинь на минутку, какого мне слушать о том, что я никто, а у тебя есть свои незавершенные дела, которые меня – ха, меня! – вообще не касаются!
Вера захлопала глазами; по-видимому, этот его пассаж оказался слишком мудреным.
– Ты все изворачиваешь, – выдавила она наконец. – Я просто не хочу, чтобы все повторилось. Но теперь, когда он выжидает где-то рядом… Это неизбежно. Он не стал бы возвращаться сюда, не имея определенной цели. Ты, может, крутой, для кого-то другого абсолютно непробиваемый, но я же вижу иную твою сторону. А зная о твоей способности без раздумий лезть в самое пекло…
– Здорово. Теперь я для тебя недостаточно крутой.
– При чем тут… Я боюсь за тебя, понимаешь?
– Да ладно, я же не придурок, нормально все просекаю. Стоило мне забыться и подсесть тебе на уши со своими жалостливыми историями, как ты сразу перевела меня в разряд никчемных страдальцев.
С некоторым удивлением отметив, что все еще стоит посреди прихожей в ботинках, Хаос сбросил их и отправился на кухню. Покопавшись в карманах болтающейся на плечах куртки, вытащил упаковку снотворного, которое сунул ему Эдик еще в ту ночь, когда за Максом закрылись двери операционной. Поколебавшись, Глеб растворил пару таблеток в стакане воды, поболтал его и двинулся обратно к Вере. Девчонка обнаружилась в вертящемся кресле, которое зачем-то притаранил сюда Максим, носком стопы отталкивалась от пола и, кажется, вновь полностью ушла в свои мысли.
Может, это было необоснованно, но Глеб всегда раздражался, когда чувствовал, что она где-то на своей волне, не с ним, далеко...
– Выпей, – сказал, протянув ей стакан с растворенным в воде снотворным, а после внимательно наблюдал за тем, как она отпивает от края.
Отставив стакан в сторону, Вера ловко выбралась из кресла и молча обняла Глеба за шею, всем телом прижавшись к его груди. Несколько удивленный столь разительной переменой, Хаос рассеянно положил ладони ей на спину, теснее привлекая к себе.
– Нам есть, что терять, ведь правда? – спросила она спустя какие-то секунды.
– Да, – согласно кивнул Глеб, упираясь носом в ее темную макушку. – Конечно, есть.
– Разве это хорошо? Куда удобнее жить, зная, что тебя ничего с этим миром не связывает…
– Я бы сказал, отстойнее, – едва хмыкнул в ответ, касаясь губами ее длинных волос. – Зачем тогда вообще жить?
– Просто, извращаясь над собой, – то ли пошутила, то ли на полном серьезе; не разобрать. – Может, это и правда бессмысленно, но мне было легче…
Вместо ответа Глеб осторожно вытащил из ее прядей черную заколку, которую бросил на стол, заваленный Максовым хламом. Вера подняла на него бледное лицо, приоткрыла губы, собираясь что-то сказать, но так и не произнесла ни слова. Ее ладони медленно погладили небритую кожу на его щеках, скользнули к груди, плечам, сбросили ставшую слишком жаркой куртку на пол к их ногам.