Когда Сафонов, бледный, как покойник, велел взять убийцу, тот с невозмутимым видом предложил нам «хорошенько подумать о последствиях», чем вывел из себя даже самых спокойных из нас. Сафонов сказал ему заткнуться, но Альберт вновь повторил то же самое, только теперь прибавил что-то типа «позвоните своей жене, господин полковник», или вроде того. Сафонов еще держал себя в руках, но было видно, как ему хочется размазать ублюдка по ближайшей стене до кровавых ошметков, эмоции все же пробивали маску хладнокровия. Да и как иначе? Не уверен, что я смог бы на его месте удержаться и не заехать по наглой морде этого подонка. Сафонов не внял угрозам Альберта, и тот, поняв это, выкрикнул: «Если я попаду в тюрьму, ваша дочка умрет так же, как эти девицы». Такого полковник уже не вынес. Дернулся к нему, ударил. Никто не пробовал его остановить. Пока Альберт, так или иначе добившись своего, размазывал по лицу кровь, Сафонов набрал номер дочери, который оказался недоступен, затем позвонил жене и узнал, что Альбина – это его дочка, она тогда училась в девятом классе, если мне не изменяет память – все еще не вернулась из школы. А между тем был уже вечер и полковник задергался. Я видел, как меняется выражение его лица, как сжимаются кулаки, а невозмутимость стирается под натиском бессильной ярости. Клянусь, маленький паршивый ублюдок тоже это заметил и испугался, верно сообразив, чем это грозит лично ему. Сафонов никого не слышал. Велев жене обзвонить всех знакомых дочери, он схватил Альберта и тряс его, как бездушную куклу; тряс, пока кто-то из наших его не остановил. Полковник требовал, чтобы тот сказал, что сделал с Альбиной, но Альберт лишь смеялся и выдвигал встречные требования. Говорил, что из помещения, где находится Альбина, очень быстро уходит воздух, и он скажет, где она, только если ему дадут возможность уйти. Уверяю, в тот момент каждый из нас был далек от того, чтобы потакать убийце.
– Вы не смогли выбить правду из тщедушного мальчугана? – скривился Том, как никто знающий толк в эффективных пытках.
– Пусть это характеризует нас как угодно. Но в первую очередь перед нами был самый настоящий жестокий убийца, никто из нас не воспринимал его как «мальчугана» – собственно, Альберт уже не мог называться ребенком. Это был хладнокровный и очень расчетливый монстр в обличье молодого парня.
– Мы не борцы за мораль, – хрипло проговорил Глеб, впервые за долгое время вступая в непростой разговор. – Мне абсолютно плевать, что вы делали с этой гнидой. Но как ему удалось уйти, если его обложили со всех сторон?
– Как выяснилось, изворотливый ублюдок заранее приготовил себе путь для отступления. Не скажу, как долго мы пытались его расколоть – время для нас попросту стерлось, перестало иметь значение. Сафонов ожидал, что хлипкий пацан не выдержит боли, сдаст нам свои норы и расскажет, куда спрятал Альбинку – но тот упорно молчал. Точнее, кричал-то он отменно, вот только о важном не проронил ни слова. Прекрасно соображал, что этим подпишет себе приговор. Я... я никогда не видел такой поистине нечеловеческой выдержки. Верите или нет, но в конце концов мы об него сломались.
Убийца задыхался собственной кровью, когда полковник выдохся и обессиленный осел в самом углу комнаты. Он не знал, что делать, не мог отпустить ублюдка, так же как не мог позволить своему ребенку умереть в угоду служебному долгу. Альберт говорил, что у девочки остается совсем мало времени, воздух улетучивается с каждой минутой, и промедление отца для нее приравнивается к невероятно мучительной смерти. Сафонов едва сдерживал слезы. Он обратился к нам – мы все находились вокруг него – спрашивал мнение каждого. Что делать? Что, черт побери, возможно сделать в такой ситуации? Альберт стоял на своем, и можно было дальше лепить из него отбивную котлету без особого толка, потому что уже все поняли – не заговорит. В его случае молчание было единственной возможностью уцелеть. Боль его не сломала. Держать ублюдка в сознании становилось все труднее, а время, отведенное Альбине, было на исходе. И тогда мы сделали то, о чем каждый из нас будет жалеть весь остаток жизни. По требованию Альберта я привез все бумаги, которые у нас на него были, и сжег их собственными руками. Сафонов сам отпустил убийцу, заручившись поддержкой всей команды. Альберт назвал адрес, по которому мы впоследствии действительно обнаружили одурманенную Альбинку. Ублюдок ввел ей приличную дозу анестезирующего препарата для животных, и она с трудом могла ориентироваться в пространстве. Он ее не бил, не насиловал, но удар по девичьей психике оказался слишком силен, Альбина долго наблюдалась у психолога, пила какие-то препараты. Кажется, даже проходила лечение в специализированной клинике. Не знаю, были ли от этого результаты.