Предложения были.
— Свяжись с Гарнером и спроси, что он об этом думает.
Это был голос Мейб Дьюлин из второго корабля.
— Уберем на несколько часов антенны радара, иначе они выйдут из строя.
Так и сделали. Корабли продолжали лететь вслепую.
— Нам нужно определить, что еще это оружие повредило в наших кораблях.
Но никто не мог придумать ничего лучшего, чем «выйти и посмотреть».
Заградительный огонь прекратился через пятнадцать минут. Две минуты спустя он возобновился, и Тартов, который снаружи изучал повреждения, поспешно забрался в корабль, при этом правая сторона его лицевого стекла сделалась непрозрачной.
Кзанол посмотрел на своего «партнера», устало спускающегося в шлюзовую камеру.
— Великолепно, — сказал он. — Тебе не приходило в голову, что дезинтегратор нам может понадобиться для того, чтобы откопать второй костюм?
— Приходило. Поэтому я и использовал его не дольше, чем было необходимо.
На самом деле Кзанол-Гринберг прекратил работу с дезинтегратором из-за усталости, но Кзанол был прав. После двадцати пяти минут почти непрерывной работы батареи могут сесть.
— Я надеялся, что смогу нанести им кое-какие повреждения. Не знаю, удалось ли мне это.
— Может, ты успокоишься? Когда они подойдут поближе, я возьму их, и у нас сразу появится еще несколько кораблей и личных слуг.
— Я в этом не сомневаюсь. Но им незачем подходить так близко.
Расстояние между «Золотым Кольцом» и флотилией Кольца медленно сокращалось. Они достигнут Плутона почти одновременно, через одиннадцать дней после того, как свадебный покинул Нептун.
— Вот он, — сказал кто-то.
— Точно, — отозвался Лью. — Все готовы открыть огонь?
Никто не ответил. Пламя из двигателя свадебного растянулось на несколько миль — длинная тонкая линия голубовато-белого цвета в тусклой, конусообразной оболочке. Пламя начало медленно сжиматься.
— Огонь, — сказал Лью и нажал на красную кнопку.
Над кнопкой была предохранительная решетка. Ее предусмотрительно откинули заранее.
Пять ракет ринулись вперед. Пламя свадебного сжалось в светящуюся точку. Прошла минута. Час. Два.
Раздался радиосигнал.
— Вызывает Гарнер. Что-нибудь уже произошло?
— Нет, — сказал Лью в микрофон, предназначенный для мазерной связи. — Хотя они уже должны были поразить цель.
Тянулись минуты. Белая звездочка «свадебного специального» продолжала безмятежно сиять.
— Значит, что-нибудь не так, — голос Гарнера пересек световые минуты между ним и группой кораблей. — Возможно, дезинтегратор вывел из строя антенны радаров ваших ракет.
— Сукин сын! Конечно, так и есть. И что теперь?
Снова пауза.
— Наши ракеты в порядке. Если нам удастся подойти поближе, мы ими воспользуемся. Но так они выиграют три дня на то, чтобы найти усилитель. Ты можешь придумать, как задержать их на три дня?
— Да, — Лью был мрачен.
Он прикусил губу, размышляя, можно ли как-нибудь не говорить этого Гарнеру. Ладно, не такая уж секретная это информация, и потом, военный все равно узнает.
— Корабли Кольца совершили несколько полетов к Плутону, но никогда не пытались приземлиться. После того, как первый корабль провел тщательные спектроскопические измерения…
Они играли за столом, расположенным сразу за дверью каюты управления. На этом настоял Кзанол-Гринберг. Он играл, слушая одним ухом радио. Кзанол не возражал, поскольку это отрицательно сказывалось на игре Кзанола-Гринберга.
После нескольких минут полной тишины до них донесся голос Гарнера, скрипучий и немного искаженный: «Похоже, все зависит от того, где они сядут, но мы не сможем это проконтролировать. Лучше подумать о чем-нибудь еще, так, на всякий случай. Что у вас еще есть, кроме ракет?»
Из-за помех радио слегка жужжало.
— Мне бы хотелось слышать и того, к кому он обращается, — проворчал Кзанол. — Ты что-нибудь понимаешь?
Кзанол-Гринберг покачал головой.
— Должно быть, они в курсе, что мы находимся в мазерном луче Гарнера. Но, похоже, им известно что-то еще, чего не знаем мы.
— Четверку.
— Меняю две. Как бы там ни было, приятно сознавать, что они не могут в нас стрелять.
— Да. Неплохая работа.
Кзанол невольно сказал это свысока, пользуясь стандартной формой, которой обычно поощряли раба, проявившего надлежащую инициативу.
Кзанол смотрел в карты. Он так и не увидел убийственной ярости на лице своего партнера. И так и не почувствовал, какие страсти кипели в голове существа, сидящего напротив. Разум Кзанола-Гринберга боролся с чужой яростью до тех пор, пока она не остыла. Кзанол мог запросто умереть в тот день, крича и извиваясь, когда дезинтегратор снимал бы с него костюм, кожу, мышцы, и даже не узнал бы, почему.