Второй виновник — зайцы. Раньше их не было. Потом завезли из Европы. Чуть только появятся под деревьями всходы нотофагусов, косые их тотчас подстригают. Не гнушаются ими и овцы, и другой домашний скот. Могли бы разносить семена птицы, но в желудках буковые орешки быстро перевариваются. Может быть, какой-то зверек и трудится на пользу южным букам, но никто пока о том не сообщал. И даже самый крупный в мире специалист по южным букам, профессор К. ван Стеенис из Нидерландов признался недавно, что информации об этих несчастных деревьях слишком мало…
Недавно в Новой Зеландии объявили, что готовится массовая вырубка нотофагусовых лесов. Думают заменить их более доходными сосняками. А стоит ли? В свое время в Саксонии тоже убрали бук из лесов за то, что медленно рос. Оставили только быстрорастущую ель. А потом ельники сами собой стали распадаться. Почва без бука слишком обеднилась. К тому же бук в Новой Зеландии абориген. Сосна — чужеземка. Есть ли смысл вести расчеты на сосну? Не лучше ли искать причины нотофагусовых бедствий? И не изгонять его из лесов. Иногда эти причины бывают очень простыми, а мы о них не догадываемся.
Вот, например, что выяснилось недавно в Армении. В северной Армении не обнаружили букового подроста в самых влажных высокогорных лесах. Выяснили: верхний слой почвы так жадно удерживал влагу, что буковый подрост умирал от засухи! Для проверки сняли в лесу верхний слой почвы в кирпич толщиной. Появились всходы бука. Там, где не было дерна, к осени сохранилась половина. Где дерн не сняли, погибли все. Погибли от засухи на такой влажной дернине, из которой воду можно было выжимать!
Парротия
Лет 40 тому назад в Кашмире местные лесничие ополчились против небольшого деревца из семейства хамамелидовых — парротии яквемонтианской. Внешне парротия напоминает орешник. Растет в несколько стволов, и листья почти такие же, и так же невысока. Под пологом гималайского кедра деодара парротия и растет, как орешник в наших лесах. Когда деодар вырубают, парротия захватывает вырубки и создает такую гущу, такую тень, что кедровый молодняк под этой тенью почти не растет. В 20–30 лет и полуметра не достигает.
Чтобы помочь деодару выбиться к свету, лесничие вырубают парротию. Топор скользит по тонким стволикам, как по металлическим прутьям. И стоит срубить, как от пенька появляются свежие побеги. Вместо одного десять. И в лесу становится еще гуще, еще темнее.
Пробовали сжигать изрубленный в куски ствол вместе с ветвями. Но и тут корни давали новую поросль.
Тогда лесничие стали сжигать парротию живьем. Раскладывают костер у основания дерева, крону не трогают. Огонь подпаливает ветви снизу, и листва, прежде чем погибнуть, вытягивает из корней всю воду. Тут уж несчастное дерево расстается с жизнью. И хотя журнал индийских лесоводов назвал новый способ бесчеловечным, все же с помощью его лесничие освободились от парротии.
А между тем деревце совершенно не заслуживало столь ужасной смерти. И лесничие, если бы потрудились хорошенько подумать, нашли бы возможность сохранить и деодар и парротию. Тем более что для кедра соседство его маленького спутника совершенно необходимо. Парротия для деодара как нянька. Когда нужно, дает спасительную тень. А главное — защищает от четвероногих. В особенности от домашнего скота. Недаром кашмирские крестьяне говорят: «Если хочешь найти молодой деодар, ищи его в зарослях поху». Поху — индийское название парротии.
У парротии есть и еще несколько достоинств, о которых не подумали лесничие. Она хорошо удобряет почву. Примесь десятой доли ее в деодарниках просто необходима. Точно так же, как в Европе для лучшего роста сосны прибавляют в лес десять процентов дуба. Что же делать, если парротия так нужна в лесу и в то же время излишней тенью иногда заглушает деодар? Нужно просто вырубить кусты этого железного дерева там, где она растет слишком густо. Вырубить еще до того, как срубят деодар. Тогда под тенью деодара парротия даст поросль, но она погибнет от недостатка света. Остальные кусты сохранятся и окажут содействие деодару на вырубках.
Растет парротия и у нас на Кавказе. Парротия персидская. Не везде растет, а только в Ленкорани, которая спускается к Каспийскому морю. У нас нет деодара, а в Ленкорани и вообще хвойных нет. Парротия укрылась здесь под сенью каштанолистного дуба. А сама дает такую плотную тень, что, если с солнечной поляны войти под эту тень, нужно пять минут подождать и присмотреться, потому что сразу глаза ничего не видят. Как будто спускаешься в темный подвал, в подземелье. Когда же глаза привыкнут к темноте, начинаешь различать предметы, и первое, что бросается в глаза, стволы самой парротии. Таких стволов нет ни у одного дерева в нашей стране. Их и стволами-то трудно назвать. Скорее всего это некие изваяния, скульптуры. Дерево растет сразу в несколько стволов, которые срастаются самым фантастическим образом. То образуется нечто вроде струи водопада, то фигура человека, то творение абстракционистов.