Кюри пьян. София красная, как помидор клюет носом. Виолет, воспользовавшись этим, пьет с каким–то рыцарем, что подсел уже после моего ухода. Жена Кюри тоже ушла. И на ее месте сидела уже какая–то другая женщина, молодая, яркая и с большой грудью на выкате и золотыми кудрями.
– Эрик! – воскликнул Виолет, когда я подошел к Кюри и поклонился. Граф был поглощен обществом новой леди и не заметил меня. Но когда воскликнул Виолет, тот сразу обернулся и указал на соседний стул. Я послушно присел на место Доминики.
– Эрик, – пролепетал он. – Покажи эренниевые часы!
– Да Эрик, мне же не показалось? – глаза Виолета горели. – Когда я прятался, ты назвал мне точное время, я заметил часы. Они с тобой?
– Да, – неуверенно проронил я, задирая рукав. – Вот.
– Точно они! – восторженно воскликнул Виолет. – А можно?
Я снял их и передал барону. Сердце щемило, когда они их щупали, передавая друг другу. Это мое, личное. Сижу и переживаю. А они вертят часами, трогают ремешок. Даже София проснулась, вернее Виолет ее растолкал.
– Сколько? – воскликнул граф. – Мальчик, назови любую цену.
– Я не могу их продать, – бурчу я. Граф хмурится.
– Десять золотых... двадцать!
– Простите...
– Малец, не отказывай мне! – взвинтился граф. – Тридцать! Это моя последняя цена!
– Граф эр Кюри, – вмешался Виолет. – Они не стоят таких денег!
– Фамильные ценности не продаются, граф! – раздался голос позади меня. Я сжался на стуле. Это была маркиза Доминика.
– Эрик? – снисходительно произнес граф. – Это фамильные?
– Да, эр Кюри, – киваю.
Доминика присаживается рядом со мной. Сердце воет и выстукивает ритмы. Граф, нехотя, возвращает мне часы. Маркиза поднимает бокал.
– За наших предков! – объявляет она. Сбоку возникает белый рукав официанта, в руке его бокал вина. Я беру... звон стекла и на языке сладкий хмель.
Вскоре пьяного Кюри уволакивают рыцари. Виолет спит на Софии, та на столе. Доминика задумчиво смотрит в сторону зала. Музыканты лениво доигрывают печальную песню. Она должна быть веселой, просто медленнее обычного. Гостей все меньше и меньше.
Доминика встает и, молча, уходит...
«Спасибо», шепчу ей мысленно. За спасение моих часов я ей благодарен, а еще надеюсь, что это сгладит нашу вражду.
«У тебя мне их будет легче забрать, чем у Кюри, мое маленькое дрожащее мясо...», роняет насмешливо она.
Еще долго сижу за столом, боясь выйти ночью из дворца. Лучше дождаться рассвета. Виолета и Софию уносят на руках слуги... Теперь я один, даже музыканты ушли. Набежали крестьянки, одетые уже во что попало, стали убирать со столов. Загремела посуда, зашелестел шепот. Ко мне подошел бородатый старик.
– Как вы себя чувствуете, эр? – проговорил настороженно он. – Может нужно отнести вас в покои? Или проводить?
– Я справлюсь, спасибо, добрый человек, – шепчу.
Старик смотрит удивленным взглядом. Я поднимаюсь, ноги затекли. Иду на выход. Ловлю взглядом пробегающую мимо Симону. У той разбита губа и поцарапана шея. Она сторонится меня, прикрывает волосами царапины.
Горько, потому что понимаю, как бессилен. Мне бы себя спасти, а пытаюсь защитить других.
Симона прячет глаза и теряется в суматохе уборки, а я выхожу встречать рассвет. Глаза слипаются, в ушах отдаленно звенит. Утро холодное и свежее. Три кареты на площади. Что это может значить? Кто–то из гостей остался во дворце? В чьих–то покоях...
Иду домой, вокруг просыпаются улочки замка, скрипят двери, крестьяне выходят на уборку. Хрипят сварливые старики, подгоняя молодых. А я иду. У меня нет эмоций, все вокруг безразлично мне. Я просто хочу дойти до дома и упасть на кровать.
На входе меня встречает спящая Мила, уткнулась лбом в стол и сопит. Видимо, ждала всю ночь, а под утро прикорнула. Скрип двери вообще никак не сказывается на ее сне. Прохожу в спальню, расстегиваюсь, скидываю мундир на стул и падаю на мягкую кровать...
***
Просыпаюсь сам. Очень хочется есть, живот недовольно урчит. От вкусных запахов аппетит играет не на шутку. Мила готовит у печи. На столе уже разложена посуда, хлеб и молоко. Сейчас подоспеет кашка...
Симоны нет. Весь оставшийся день я прошатался в ожидании ее. Даже несмотря на проливной дождь. В итоге нарвался на Мориса. Тот злой. Глаза стреляют молниями.
– У нас некомплект! – восклицает он. – Барон Нисон сидит в своем замке и не дает мне мастера! Кюри вообще отошел от дел! Не может своего наглого вассала приструнить! Нам через пять дней отбывать! ... Эрик, э... чаю? Жена пироги спекла яблочные, давай не стесняйся...
Следующим утром я отправился в ангар к поломанным мехарам.
– Такие работы только в столице Гариама могут провести, – утверждает Морис. – И мастеров оттуда не дадут так просто. В общем, честь Кюри на волоске. Эрик, я ценю твой энтузиазм и благородные порывы. Хочешь, дам тебе рабочую силу, двигать, держать, таскать? Но это я делаю чисто для успокоения души. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не руками.
– Я смогу помочь, Морис, – бурчу я, обходя ряды неисправных роботов. Барона Нисона знаю, в его замке как раз мой отец, туда я и направлялся из своего села. В замке Кюри тоже мелькали отдаленно знакомые лица, может кто–то из его рыцарей привозил нам на починку роботов, это легко проверить, работу свою я узнаю.
Склад завален мехарами первого поколения, такие сейчас даже не выпускают. Второго поколения неисправных роботов намного меньше, три штуки я насчитал. Второе поколение мехаров это основная боевая сила Бора и Ороса в борьбе друг с другом. Вот и у Кюри имеются на ходу пять второго поколения и два чудом сохранившихся – первого. О третьем он, похоже, и не мечтает. Хотя, я слышал, есть уже и четвертого. Их в столице Гариама разрабатывают. Модернизации всякие, улучшение характеристик и большее внимание безопасности пилота...
Сильно раскуроченных роботов в ангаре я не увидел. Оно и понятно. Лорды Гариама не занимаются стычками друг с другом на мехарах. Тут в основном просто «постаревшее железо». Обычно мехар на грани поломки доходит до ангара сам. А после того, как двигатель глохнет, снова завести уже никак. Вот почему тут все вроде целехонькие и расставлены, будто сами дошли. Не видно следов грубой перевозки. Это нам с отцом в деревенскую мастерскую возили на телегах частями. Пару раз было, что и волоком тащили с поля боя, борозды у деревни потом старики засыпали и выравнивали неделю. А вообще, в походе мехар легко разбирается на части, если есть второй робот на ходу (главное, чтобы не мешала вмятина или деформация какая–нибудь). Любой пилот обязан это знать. Но на деле все обстоит иначе. Порой рыцари боятся машин и не понимают их механизмов. Им проще объяснить силу мага, нежели движение мехара. А мастеров во всем королевстве все меньше и меньше. Если бы не наше герцогство, давно бы растеряли знания, подаренные Великими.
Итак, попробуем собрать что–нибудь из рухляди первого поколения. Они самые убийственные для пилота и самые тяжелые по весу. Динамики в движении никакой, зато удары наносят ой–ей–ей. Эти модели в основном и сражались с каменными дафами. На это они и рассчитаны. Но не на бой друг с другом. Вот дальнейшие усовершенствования были для того, чтобы побить робота противника. Еще первое поколение удобно тем, что зачарованных колец для доступа к их управлению не требуется. Идем по наименьшему сопротивлению.
Морис смеялся надо мной, пока я высматривал, что из чего собрать. Попутно я засунул нос в бочку с маслом, которое оказалось уже на грани затвердевания. Ударом ноги открыл один походный ящик, у заваленного на бок мехара, инструменты посыпались звонко, хоть и ржавые. На весь ангар раздалось и по ушам нещадно прошлось. У каждого робота есть свой комплект, на случай поломки в пути, гаечные ключи, запасные винты, ломик и много–много чего еще. Мало ли сустав подтянуть или щиток разболтавшийся закрепить.
Первые поколения мехаров – это был наш с отцом конек. Они просты в ремонте и сборке, если есть оборудование на замену и рабочая сила. На них я учился, разбирал вплоть до винтиков, только блоки управления нашим умам не по силам, их возят целиком с планеты Шенни. Они для всех поколений мехаров одинаковы.