С дикими воплями и проклятиями пятерка неслась к дирижаблю, отлично сознавая, что не в их силах хоть на одно мгновение задержать старт.
Фаррингтон схватил копье, прислоненное кем-то к стене ангара, и с силой швырнул его вверх. Оно упало назад, даже не долетев до дирижабля, но чуть не поранив какую-то женщину. Мартин бросился на землю и в бешенстве стал колотить по траве руками.
Микс прыгал, орал и потрясал кулаками.
Нур грустно качал головой.
Погаас рычал ругательства на своем родном языке.
Фрайгейт рыдал. Это по его вине остальные потеряли целых восемь месяцев! Если б он не вспомнил о дирижабле, они к этому времени уже проплыли бы пятьдесят или больше тысяч миль, приблизившись таким образом к своей цели!
А что хуже всего — «Пирушку» уже продали. И нельзя сказать, чтоб задаром. За пятьсот сигарет, много виски и еще кое-какие услуги.
Позже они в мрачном молчании стояли у питающего камня, ожидая, когда же из него вырвется энергия и наполнит их граали едой.
Жители Новой Богемии, сидевшие рядом, были народом шумливым — они обсуждали и проклинали своего бывшего властелина. Экипаж «Пирушки» мрачно помалкивал. Наконец Фаррингтон сказал:
— Что ж, мы всегда можем украсть свой корабль.
— Это было бы бесчестно, — отозвался Нур.
— Что ты тут болтаешь — бесчестно! Я ж не предлагаю украсть его бесплатно. Мы отдадим им все, что мы получили за шхуну.
— Да ни в жизнь они не согласятся на такое дело, — сказал Том.
— Интересно, а что они смогут поделать?
Началась обычная суета, заставившая их временно прекратить разговоры. Какой-то мужчина объявил, что Совет только что назначил нового главу государства. Им стал бывший заместитель Подебрада — Карел Новак. Раздались приветственные возгласы, но в своем большинстве люди были слишком обозлены, чтоб выработать в себе столь положительные эмоции.
— Как вы полагаете, почему он нас надул? — спросил Мартин. — Мы были пилотами ничуть не хуже других. А кроме того, он же нам обещал!
Ответил ему Фрайгейт голосом, срывающимся от волнения:
— Если говорить по правде, то я пилот похуже, нежели Хронов или Желязны. Подебрад знал, что если он отсеет меня, то вы поднимете галдеж. Поэтому он решил просто отчалить без нашей компании.
— Грязная вонючка! — воскликнул Том. — Нет! Дело не в этом! А кроме того, ты вполне приличный пилот.
— Никогда нам этого не узнать, — уныло сказал Мартин. — Послушайте, а вы не думаете, что Подебрад мог быть агентом? Что он каким-нибудь образом разнюхал насчет нас и поэтому бросил всех тут ковырять большим пальцем в носу?
— Сомневаюсь, — возразил Нур. — Конечно, агентом он мог быть. И вы же помните, сначала он хотел построить быстроходный пароход и пойти на нем вверх по Реке. А потом появились мы и выдали ему эту первосортную идею, которая его захватила, — дирижабль. Но мы же за это и поплатились.
— А если он все же агент? Тогда как он узнал про нас? Фрайгейт поднял голову:
— Вот оно! Наверняка это одна из наших женщин, от которых мы отделались. Она подслушала, как ты разговаривал с Томом. Вы ведь совсем не следите за собой, когда треплетесь в каюте. А может, либо Элоиза, либо Надя подслушали, как вы говорите во сне. Чтоб отомстить, они все выложили Подебраду, а уж он решил, что мы для него лишние.
— Ни одна из них не смогла бы так долго удерживать язык за зубами, — решительно возразил Том. — Они бы уж давно выложили все нам самим.
— Никогда нам теперь этого не узнать, — грустно приговаривал Мартин, покачивая головой.
— Похоже, что так, — сказал Том, — но, если я когда-нибудь встречу Подебрада, я ему шею сверну!
— Но только после того, как я ему ноги вырву! — вторил ему Мартин.
— Нет, лично я собираюсь построить шестиэтажный дом, — мечтательно сказал Фрайгейт, — и в нем будет только одно окно — на шестом этаже! А потом мы казним Подебрада тем способом, который изобретен самими чехами. Называется он «изоконирование»[157].
— Чего-чего? — не понял Том.
— Вышвырнем его из окна.
— Воображаемая месть, — серьезно сказал Нур, — прекрасный способ успокоения нервов. Однако еще лучше — вообще не испытывать потребности в мести. Нам надо дело делать, а не пары выпускать.
Фрайгейт резво вскочил на ноги.
— У меня есть идея! Нур, ты не присмотришь за моим граалем? Я хочу повидаться с Новаком.
— У меня твои идеи вон где сидят! — заорал Фаррингтон. — Мало разве от них неприятностей было? Сейчас же вернись!
Но Фрайгейт продолжал шагать, будто ничего и не слышал.
Глава 57
Медленно и величественно плыл «Парсеваль» над горной щелью. Нос задран вверх, пропеллеры работают под тем же углом. Ветер, с гулом вырывающийся из дыры, круто заворачивал вниз, отражаясь от верхней кромки стены каньона, и дирижаблю приходилось напрягать всю силу моторов, чтоб не быть подхваченным этим могучим воздушным водопадом. Сирано точно рассчитал необходимые усилия и, держа воздушный корабль на неизменной высоте, вел его прямо в центр похожего на арку прохода. Малейшая ошибка — и огромный корабль будет брошен на стену каньона и переломится надвое.
Джилл думала, что если б капитаном была она, то, весьма возможно, не рискнула бы войти в этот горный прорыв. Было бы лучше обойти горы кругом и поискать другой вход. Конечно, это повлекло бы огромный перерасход топлива. Преодолевая столь сильные воздушные потоки, моторы так пожирали бы горючее, что его не хватило бы на возвращение в Пароландо. Возможно, что кораблю не удалось бы даже дотянуть до «Марка Твена».
Сирано был весь в поту, но глаза горели, а выражение лица говорило о напряженном внимании. Если в глубине души он и испытывал страх, то это никак не сказывалось на том, как он держался. Джилл пришлось скрепя сердце признать, что в конечном счете он оказался самым подходящим человеком для данной ситуации. Его рефлексы действовали стремительно, он никогда бы не смог, например, окаменеть, поддавшись внезапной панике. Для него все происходившее, скорей всего, походило на дуэль на шпагах. Ветер делает выпад; Сирано парирует; ветер отвечает рипостом; Сирано — контррипостом.
И вот они уже входят в толстое одеяло облаков, затыкающее зияющую дыру в цепи гор.
Еще мгновение — и дыра уже позади.
Все еще бредущие ощупью в тумане, они все же могли ориентироваться по радарному экрану. Перед ними, где-то на километр ниже, лежало море. Его кольцом окружали горы. А впереди, в самом центре моря, в 48,5 километра от дирижабля (или в 30 милях) из морских волн поднимался некий объект; в сравнении с горами он казался совсем маленьким. Сирано, глядя на экран радара, помещавшийся перед ним на консоли управления, воскликнул:
— Внимание! Башня!
Оператор радара, сидевший у собственного экрана с правого борта, подтвердил догадку пилота.
Фаербрасс отдал распоряжение вывести корабль на высоту 3050 метров, или 10 тысяч футов. Поставить пропеллеры в горизонтальную позицию, чтоб поскорее поднять корабль, было нельзя, так как ему приходилось преодолевать мощное сопротивление ветра.
Поднимаясь вверх, они обнаружили, что здесь скорость ветра существенно ниже. К тому времени, когда корабль достиг заданной высоты, он уже свободно мог идти прямо к цели. Теперь его скорость составляла 80,5 километра, или 50 миль в час. Приближаясь к Башне, он набирал все большую скорость.
Небо было куда более ярким, чем это обычно бывает в сумерках, — его освещали и слабенькие лучи солнца, и блистающая густая россыпь созвездий.
Теперь радары могли прощупывать все пространство моря, добираясь даже до вершин самых дальних гор. Море, имевшее форму почти правильного круга, достигало в диаметре 97 километров, или чуть большее 60 миль. Горы на противоположном берегу обладали той же высотой, что и ближайшие к ним.
— Башня! — вдруг заорал Фаербрасс. — Она же имеет километр семьсот в высоту! И шестнадцать километров в диаметре!
157
Намек на события 1947–1948 гг. в Чехословакии, когда ряд бывших членов правительства, в том числе премьер-министр Масарик, погибли, якобы выбросившись из окон.