С помощью своего фонарика Джилл убедилась, что купол сделан из того же серого металла, что и сама Башня. Больше того, казалось, он составлял с Башней единое целое. Во всяком случае, не было заметно никаких следов сварки, никакого подобия швов. Словно на поверхности крыши вспух большой пузырь, вот и все…
Все держались немного в стороне от входа, имевшего форму арки, ожидая, что же решит их капитан. Фонари высвечивали отверстие, похожее на вход в пещеру. Метрах в десяти вглубь стены сближались, образуя коридор около трех метров в ширину и двух с половиной — в высоту. Стены холла и коридора казались сделанными из того же самого серого металла. Дальше — метрах в тридцати — коридор круто поворачивал. Если и был вход в самую Башню, то он должен находиться где-то за поворотом.
Над входом в пещеру были видны два символа, выполненные в технике горельефа. Верхний имел вид полукруга, состоящего из концентрических полукружий семи основных цветов. Пониже находился второй символ — окружность со вписанным в нее крестом — египетским «анхом».
— Радуга — эмблема жизни и воскрешения, — задумчиво сказала Джилл.
— Извините, — отозвался Пискатор, — крест внутри круга — это астрологический и астрономический символ Земли. Однако в том символе крест обычный, а не египетский.
— Радуга — это еще и символ надежды. Если вы помните Ветхий Завет, это знак договора между Богом и его народом. Ну а кроме того, невольно вспоминаются сказки о горшке золота в конце радуги, об Изумрудном городе страны Оз и многое другое.
Пискатор с удивлением воззрился на Джилл.
Она помолчала, испытывая одновременно чувства благоговения и страха и надеясь, что они не помешают ей проявить здравый смысл.
— Я пойду. А вы ждите тут, Пискатор. Когда я дойду до конца холла, то просигналю, чтоб вы присоединились ко мне. Разумеется, в том случае, если ничего не произойдет.
Если же со мной что-то случится, а мало ли что тут может быть, то вы и все остальные должны немедленно вернуться на корабль. И стартуйте. Это приказ.
Вы будете капитаном. Коппенейм — отличный парень, но у него нет вашего опыта, а кроме того — вы самый надежный человек из всех, кого я знаю.
Пискатор улыбнулся:
— Фаербрасс приказал вам не приземляться в том случае, если с ним что-нибудь произойдет. А вы все же приземлились. Неужели же я смогу позволить себе бросить вас, когда вы окажетесь в опасности?
— Но я не хочу подвергать риску корабль. И жизни почти сотни людей!
— Там будет видно. Я буду действовать по обстоятельствам. Вы поступили бы так же. А кроме того, существует еще проблема Торна.
— Все в свое время, — ответила Джилл.
Она повернулась к ним спиной и пошла ко входу. Когда она подошла к нему вплотную, у нее перехватило дыхание.
Внезапно тусклый свет залил весь холл.
Поколебавшись несколько секунд, Джилл сделала шаг вперед. Когда она прошла под аркой, свет стал ослепительным.
Глава 59
Джилл остановилась.
— Откуда исходит свет? — громко спросил Пискатор. Джилл обернулась к нему и ответила:
— Не знаю. Источников света не видно. Послушайте, я не отбрасываю тени!
Она снова повернулась спиной ко входу и пошла дальше. Опять остановилась.
— В чем дело? Вы…
— Хотела бы я знать, что тут за чертовщина! Я чувствую себя так, будто превращаюсь в какое-то желе! Не могу вздохнуть, и каждый новый шаг дается с огромным усилием.
Преодолевая почти осязаемый, но невидимый барьер, согнувшись, будто шла против ураганного ветра, Джилл с огромным трудом сделала еще три шага. Затем, задыхаясь, остановилась.
— Должно быть, какое-то силовое поле. Ничего материального нет, но чувствуешь себя мухой, попавшей в паутину.
— А не реагирует ли это поле на магнитные скрепки вашей одежды? — крикнул ей Пискатор.
— Не думаю. Если б было так, скрепки прорвали бы материю, а этого не случилось. Впрочем, можно попробовать…
Ощущая глубокий стыд оттого, что она раздевается на виду у пятидесяти мужчин, Джилл расстегнула скрепки платья. Температура воздуха была близка к нулю. Дрожа и клацая зубами, она попробовала пробиться сквозь прозрачную преграду. Ни единого сантиметра по сравнению с прежним ей выгадать не удалось.
Джилл наклонилась за своей одеждой и при этом заметила, что такое движение ей далось без всякого труда. Сила действовала лишь по горизонтали. Она отступила еще на несколько шагов, чувствуя, что сила сопротивления падает, и натянула на себя платье.
— Теперь попробуйте вы, Пискатор, — сказала она, очутившись у входа.
— Думаете, я добьюсь успеха там, где вам не повезло? Что ж, попробуем поэкспериментировать.
Раздевшись догола, он двинулся вперед. С удивлением Джилл увидела, что поле на Пискатора вроде бы не действует. Во всяком случае до тех пор, пока он не оказался в нескольких метрах от поворота. Отсюда он крикнул, что трудности все же возникли.
Теперь он двигался куда медленнее, с усилием, дыхание стало таким тяжелым, что даже Джилл слышала его.
И все же он дошел до поворота, где остановился и с трудом перевел дух.
— Там в конце открытый лифт! По-моему, это единственный путь вниз, — громко крикнул Пискатор.
— Вы можете дойти до него? — прокричала в ответ Джилл.
— Попытаюсь…
Двигаясь подобно актеру в фильме с замедленной съемкой, он сделал с трудом несколько шагов. И исчез за поворотом.
Прошла минута. Две. Джилл снова вошла в коридор и добралась до того места, куда допускала ее сила поля.
— Пискатор! Пискатор!
Голос Джилл звучал странно, будто коридор обладал особыми акустическими свойствами. Ответа не было, хотя, если бы Пискатор стоял сразу за поворотом, он ее наверняка бы услышал.
Вновь и вновь кричала она. И ответом ей было только молчание.
Джилл ничего не оставалось делать, как вернуться ко входу и дать остальным возможность попробовать свои силы.
Для экономии времени мужчины входили в коридор по двое. Некоторые из них проходили чуть дальше Джилл, другие же останавливались раньше ее. Все снимали одежду, но это ничуть не помогало.
Джилл, воспользовавшись «уоки-токи», приказала и всем остальным членам экипажа принять участие в этих попытках. Ведь если один из пятидесяти двух все же добился успеха, то почему бы не добиться того же еще одному из сорока одного, оставшихся на борту.
Но сначала всем членам первой группы, кроме нее, следовало вернуться на корабль. Они ушли — призрачные фигуры в еле проницаемом для света тумане. Еще никогда за всю свою жизнь Джилл не чувствовала себя столь одинокой, а уж ей-то пришлось вынести немало часов самого черного одиночества. Туман тянул свои влажные пальцы к ее лицу, которое, как ей казалось, при его прикосновении превращается в маску из звонкого, как стекло, льда. Погребальный костер Обреновой, Метцинга и других все еще яростно пылал. А тут еще Пискатор — где-то там за углом… В какое положение он попал? Возможно, он сейчас не в состоянии ни двинуться вперед, ни вернуться назад. Для нее возвращение не сопровождалось никакими трудностями, для других — тоже. Тогда почему же ему не удалось отступить?
Но ведь она не имеет ни малейшего представления о препятствиях, что подстерегают их за тем мрачным серым холлом…
Джилл повторила про себя строчку из Вергилия: «Facilis descensus Averno…» — «Спуск в ад совсем не труден…»
А как там дальше? Прошедшие годы глушили память — она никак не могла вспомнить продолжение. Ах, почему в этом мире нет книг! И справочников! И вдруг ожившая память донесла до нее:
Но в данном-то случае трудность заключалась в том, что цитата была не вполне уместна. Трудно было добраться до врат; даже невозможно — для всех, кроме одного. А вот вернуться назад оказалось очень даже легко — опять-таки для всех, кроме одного.