— На это уйдет уйма времени. Но другого, похоже, нам ничего не остается. А что, если этот упрямец Клеменс не позволит нам воспользоваться лазером?
— Не вижу, как он сможет отказать нам в этом, — задумчиво сказала Джилл. — Другой-то возможности проникнуть в Башню все равно нет!
— Ах да, верно. Но не следует исходить из предпосылки, что логика может поколебать Клеменса. Он ведь человек, а следовательно, далеко не всегда может действовать логично. Но поживем — увидим.
Новая идея так захватила Джилл, что она уже не видела никакого смысла так долго ожидать возвращения Пискатора. Если он ранен или в плену — не имеет значения, захватили его живые существа или механические устройства, — освободить его без лазера все равно невозможно.
Но сначала следовало допросить Торна. Приказав Коппенейму дожидаться ее возвращения, она вместе с Сирано пошла в больничку. Торн полусидел на кровати. Его правую ногу охватывало кандальное кольцо, прикованное к цепи, другой конец которой был приварен к кроватной раме.
Торн, когда они вошли, не сказал ни слова. Джилл тоже долго молчала, внимательно вглядываясь в его лицо. Мощные челюсти Торна крепко сжаты; подбородок агрессивно выдвинут вперед; темно-синие глаза почти скрыты за опущенными веками. Выглядел он этаким непоколебимым Люцифером.
— Не желаете ли вы сообщить нам о том, что случилось? — спросила Джилл.
Торн даже не счел нужным ответить.
Джилл распорядилась держать его в неведении о гибели вертолета, пока она сама не сочтет нужным сказать ему об этом.
— Мы знаем, что это вы взорвали бомбу. Вы убили Фаербрасса, Обренову и всех остальных, бывших в вертолете.
Глаза Торна широко раскрылись, но лицо нисколько не изменилось. Возможно, Джилл только померещилась едва заметная улыбка, скользнувшая по его губам?
— Вы виновны в предумышленном убийстве. У меня есть право расстрелять вас, и я не премину это сделать. Если, конечно, вы не расскажете мне обо всем.
Джилл ждала ответа. Торн молча глядел на нее злыми глазами.
— Мы знаем о маленьких шариках в лобных долях мозга Фаербрасса и Обреновой.
Вот этим она его достала, этим задела некую чувствительную струну. Лицо Торна побледнело и сморщилось, как от боли.
— У вас тоже есть такой шарик? Торн застонал и ответил:
— Меня ведь подвергли рентгеноскопии. Как вы думаете, Фаербрасс взял бы меня с собой, будь у меня такой шарик?
— Не знаю, — ответила Джилл. — Взял же он Обренову. Почему бы ему брать ее с собой, а вас отчислять из экипажа?
Торн лишь отрицательно повел головой.
— Послушайте, если будет нужно, я прикажу Грейвзу вскрыть вашу черепную коробку и исследовать, как там у вас с мозгом.
— Зряшная трата времени, — сказал Торн. — У меня такой штуки нет.
— Думаю, вы лжете. Каково назначение этих шариков? Молчание.
— Вам ведь это известно, не правда ли?
— А куда ты направлялся, когда украл вертушку? — спросил Сирано.
Торн покусал губу, а потом тоже задал вопрос:
— Из этого я заключаю, что в Башню вам все-таки попасть не удалось?
Джилл колебалась. Надо ли говорить ему о Пискаторе? Не даст ли знание этого факта ему каких-либо преимуществ перед ней? Никто не представляет себе, чем это может обернуться, но ведь все равно она не имеет ни малейшего представления о том, куда следует положить хоть один кусочек этой окаянной головоломки!
— Один человек прошел, — ответила она. Торн вздрогнул и еще сильнее побледнел.
— Один? И кто же это?
— Я скажу вам после того, как вы расскажете, что все это значит.
Торн медленно набрал полные легкие воздуха и так же медленно выпустил его.
— Обо всем этом я больше не скажу ни слова, пока мы не вернемся на «Марка Твена». И там я стану говорить только с Сэмом Клеменсом. А до этого — ни слова! Можете, если угодно, вскрывать мне череп. Но это было бы жестоко, возможно, даже убило бы меня, а уж последнее — дело совершенно бесполезное.
Джилл сделала Сирано знак, чтоб он вышел с ней в соседнюю комнату. Там Торн не мог слышать их разговор, и Джилл спросила:
— На борту «Марка Твена» есть рентгеновский аппарат? Сирано пожал плечами:
— Не помню. Мы можем это выяснить при первом же радиоконтакте.
Оба снова вернулись к кровати Торна. Он долго молча смотрел на них. Явно в нем происходила какая-то сильная внутренняя борьба. Наконец, с таким выражением лица, будто он ненавидел себя за то, что все же вынужден задать этот вопрос, Торн спросил:
— А вернулся ли ваш человек назад?
— А вам-то какая разница?
Торн, похоже, что-то собирался добавить еще, но вместо этого просто улыбнулся.
— Ладно, — сказала Джилл. — Мы летим к кораблю. Я еще зайду поговорить с вами, когда мы туда доберемся… но, возможно, вы передумаете еще до того.
Проверка готовности к полету потребовала около часа. Канаты сброшены и убраны на склад. Караул у купола и люди, державшие швартовы, подняты на борт. Сирано сидел в кресле пилота, когда корабль начал набирать высоту. Его винты, направленные вверх, создавали дополнительную подъемную силу. Был сброшен водяной балласт, чтобы скомпенсировать потерю выпущенного в атмосферу водорода. Восходящие по стенам Башни воздушные потоки подняли корабль выше, чем надо, а поэтому Сирано послал его немного вниз, одновременно направив нос дирижабля туда, где находился огромный проход в горах, через который они сюда проникли.
Джилл стояла у лобовой панели и безотрывно смотрела в туман.
— До свидания, Пискатор, — шепнула она. — Мы еще вернемся.
Ветер швырнул «Парсеваля» сквозь дыру, выплюнув его, как сказал Сирано, будто это был кусок тухлого мяса, поданный на завтрак какому-то гиганту. Или — добавил он — будто это был ребенок, который никак не мог родиться и наконец выскочил из чрева матери, истомившейся от желания отделаться от своего девятимесячного груза.
Француз явно злоупотреблял своими метафорами, да и юмором тоже.
Чистый воздух, яркое солнце и зеленая растительность подействовали на всех так, что, казалось, они вот-вот хором исполнят этакую торжественную кантату. Сирано, широко улыбаясь, выразил это чувство так:
— Не был бы я на вахте, сплясал бы, ей-богу! Признаться, никак не могу думать о перспективе возвращения в это омерзительное место как о чем-то хоть отдаленно похожем на удовольствие!
Окузо начала передавать позывные дирижабля сразу же, как только они поднялись на значительную высоту. Однако прошел целый час, пока она доложила, что контакт с «Марком Твеном» состоялся.
Джилл начала было рапортовать Сэму Клеменсу, но он перебил ее на полуслове возмущенным описанием предательской атаки Грейстока. Джилл была поражена этим известием, но затем ее терпение подверглось сильнейшему испытанию — пришлось выслушать длиннейший и перегруженный ненужными деталями рассказ Сэма об этом событии. Кстати, сам корабль от этого нападения пострадал не так уж и сильно. Джилл считала, что ее отчет куда важнее.
Наконец Сэм кончил.
— Ладно, пожалуй, на данный момент я израсходовал весь наличный запас желчи. Слушайте, а почему именно вы разговариваете со мной? Где Фаербрасс?
— Вы не дали мне возможности вставить хотя бы пару слов, — ледяным тоном произнесла Джилл. И тут же подробно описала события с того времени, как дирижабль прошел сквозь дыру в горах.
Теперь настала очередь Сэма ужасаться. Однако, за исключением нескольких особо крепких проклятий, он воздержался от комментариев почти до самого конца рапорта.
— Итак, Фаербрасс мертв, и вы полагаете, что он был одним из них? А может, он и не был, Джилл? Не приходило ли вам в голову, что подобные черные шарики могли быть имплантированы с чисто научными целями небольшому числу людей? И, скажем, их имеет только один на тысячу или один на десять тысяч? Я не знаю, каково их назначение. Может, они передают мозговые волны, которые они записывают в каких-то целях этого эксперимента? А может, так собираются сведения о поведении некоторых, заранее отобранных по каким-то признакам личностей?