— Что ж, они хоть стараются, — вздохнул Джонсон.
— Так ведь и евнух в гареме у шейха тоже очень старался. Как бы я хотел иметь хоть слабенькое представление о том, что тут происходит в действительности! Мы блуждаем в тесных водах, как любил говаривать доктору Ватсону Шерлок Холмс.
— А кто такие эти парни? — с любопытством спросил Джо. Гигант горец снова нахмурился:
— О'кей, Джон, извини меня. Я надеялся, что нам удастся проследить хоть одну нить в этом безумном узоре. Черт меня побери, если нам удалось ухватиться за ее кончик!
— А не может ли нам помочь в этом деле Гвенафра? — проворчал Джо. — Она такая женщина, что мимо нее не пройдешь. Ты говорил, будто женщина может понимать вещи, которые мужчинам недозтупны, потому как у нее жензкая интуиция. А кроме того, женщины жуть как не любят, когда з ними не зоветуютзя. Они же не куклы! Гвенафра знает, что тут давно что-то произходит и что ты от нее это зтарательно прячешь. Как раз зейчас она грузтит в главной гозтиной. Она приходит в бешензтво каждый раз, когда ты ее выгоняешь, чтоб побезедовать з нами по этому вопрозу.
— Я вовсе не верю в женскую интуицию, — ответил раздраженно Сэм. — Они просто так воспитаны обществом, что видят наши действия под другим углом зрения; подмечают особенности речи, жестов, интонаций, которые мужчины пропускают мимо ушей. Они очень чувствительны к разным мелочам именно в силу своего воспитания.
— Ну, в общем-то это одно и то же получаетзя, — отмел возражение Джо. — Какая тебе разница, как называютзя эти качезтва. Злушай, мы же уже мозги набок звернули на этом деле! Замое время зменить здающего в нашей покерной партии.
— Все скво жуть как болтливы, — гудел свое Джонсон.
— Если взять тебя за точку отсчета, так выяснится, что все кругом болтуны, — отозвался Сэм. — В любом случае Гвен ловка и умна не меньше других, а может, и больше.
— А кончится все тем, что вскоре о наших делах узнает весь мир, — стоял на своем Джонсон.
— Что ж, если хорошенько подумать, — ответил Сэм, — то почему бы об этом не знать и другим. Разве их это не касается?
— У Незнакомца, должно быть, были причины желать, чтоб мы держали рты на запоре.
— Но хороши ли эти причины? — задал вопрос Сэм. — Правда, если мы действительно начнем болтать, то тут вскоре соберется такая толпища желающих попасть на Северный полюс! Золотая лихорадка тысяча восемьсот сорок девятого года[167] ни в какое сравнение с этой не пойдет. Сотни тысяч захотят залезть на Башню. А еще миллионы будут тереться вокруг, разнюхивая, какую бы прибыль извлечь из этого дела.
— А взе-таки давайте проголозуем назчет Гвен.
— А ты слыхал когда-нибудь о женщине — члене военного совета? Не успеешь и глазом моргнуть, как она уже оседлает тебя и начнет руководить. Эти нижние юбки отхватят тут же целую милю, как только ты им протянешь один дюйм!
— Теперь женщины больше нижних юбок не носят, — задумчиво сказал Сэм. — Больше того, они теперь вообще мало чего носят, как ты мог бы заметить.
Голосование состоялось — два против одного.
— О'кей. Только пусть она скрещивает коленки, когда садится против меня, Сэм.
— Знаешь, как мне трудно было добиться от нее, чтоб она хоть грудь прикрывала, — простонал Сэм. — Вообще-то она старается. Но это не ее вина. Кругом же все купаются голышом. Так что какая разница, даже если она забудется и не вспомнит о том, сколько квадратных дюймов кожи она оставила обнаженными?
— Тут речь не о коже идет, а о волосах, — гнул свое Джонсон. — Неужели тебя это не беспокоит, Сэм?
— Одно время беспокоило. В конце концов, я и сам жил на Земле примерно в то же время, что и ты. Правда, я все же провел жизнь не среди индейцев Скалистых гор. Да и тут мы живем уже тридцать четыре года, Джон, на планете, где даже королева Виктория шкандыбает в одежке, которая вызвала бы у нее сердечный приступ плюс понос, если б она увидела такое в своем Букингемском дворце. Здесь обнаженность кажется столь же естественной, как сон во время проповеди.
Глава 64
Предупрежденная Сэмом Гвенафра надела под свой килт еще и набедренную повязку. Она уселась в кресло и с широко открытыми глазами слушала Сэма, выложившего перед ней причины, которые привели к ее приглашению на совет.
Выслушав его, она долго сидела молча, медленно и задумчиво отпивая глоток за глотком из своей чайной чашки. Затем сказала:
— Мне известно гораздо больше, чем ты думаешь. Ты же чертовски много болтаешь во сне, Сэм. И я давно поняла, что ты скрываешь от меня что-то важное. Признаюсь, это больно ранило меня. Я все время хотела сказать тебе, что ты просто обязан посвятить меня в то, что тут творится. Если б ты этого не сделал, я бы, наверно, ушла от тебя.
— Так чего же ты молчала? Я же не подозревал, что ты принимаешь это так близко к сердцу!
— Только потому, что предполагала, будто у тебя есть очень серьезная причина таиться от меня. Но я уже подошла к черте, где мое терпение готово было лопнуть. Разве ты не видел, какой раздраженной я была в последние дни?
— Видел. Но думал, ты просто хандришь. Способность дуться из-за пустяков — одна из загадок женского характера. Впрочем, тут не место для обсуждения наших семейных дел.
— А где же место для этого? Я прекрасно знаю, что стоит мне что-то сказать, как ты тут же начинаешь злиться. А что касается женской загадочности, то мы таинственны не больше, чем какой-нибудь оловянный рудник. А там все, что нужно, — это взять хороший фонарь, чтоб освещать темные углы; и тогда ты увидишь все, что надо. Но мужчинам нравится думать, что женщины загадочны. Это дает им повод воздерживаться от расспросов, экономя таким образом время и силы.
— Но уж вечной болтливостью они обладают — это точно, — парировал Сэм. — Тебе добраться до дела так же трудно, как сломанному карандашу поставить точку.
— Оба вы болтаете слишком много, — скривился Джонсон.
— Ну, есть и другие крайности, — ответила Гвен, сердито глядя на Джона. — Но вы правы. Вполне возможно, что у нас все же есть нечто и оно может оказаться ключом к тайне Башни. Вот, например, что вы думаете о Пискаторе?
— Э-э… Хм-м… — начал Сэм, — я понимаю, к чему ты клонишь. Почему он смог войти в Башню, а другие — нет. Ну, во-первых, он мог быть агентом. Но если агенты способны проходить через барьер, то почему этого не сделал Торн?
И еще — почему Торну пришлось воспользоваться «Парсевалем», чтоб добраться до Башни? Ведь у этиков и их агентов есть собственные средства передвижения — что-то вроде летательной машины.
— Этого я не знаю, — ответила Гвенафра. — Давайте все же остановимся на Пискаторе. Чем он отличается от всех прочих? Вряд ли как ключ для входа в Башню имел значение какой-нибудь физический элемент — например, одежда. Все пробовали войти обнаженными, но войти удалось только Пискатору.
Кроме того, существуют различия в том, как далеко удавалось пройти по коридору остальным. Какие особенности характеров были у тех, кому удалось пройти дальше, чем другим?
— Чтобы выяснить это, нужен компьютер, — сказал Сэм. — Галбирра знает членов своего экипажа. Она сможет описать их нам, когда дирижабль прилетит сюда. Однако, чтоб подход был по-настоящему научным, необходимо иметь точные данные о расстоянии, пройденном каждым человеком. А это уже можно как-то увязать с особенностями характеров. Однако, поскольку таких замеров никто не делал, вопрос отпадает.
— Тогда давайте рассмотрим Пискатора.
— Он был одним из этих самурашек, — сказал Джонсон.
— Не думаю, чтоб тут имела значение раса, — ответил ему Сэм. — До сих пор нам не удалось раскрыть ни одного агента с монголоидными чертами, хотя я думаю, они должны быть обязательно. Давайте вот что учтем. Торн не хотел, чтобы Фаербрасс и Обренова отправились в Башню. И он хладнокровно взрывает их обоих, не говоря уж об остальных, которые к ним отношения не имели. Хотя, может быть, Торн не знал, что Фаербрасс — агент. Если так, то он просто получил двоих, заплатив цену за одного.