– Холодная ночь, правда?
Один из них звучно отхлебнул из своей кружки, и это был единственный ответ.
– И зима, видимо, еще несколько дней будет холодной. Это называется «малый климат», то есть небольшое изменение погоды в течении крупных погодных циклов. Нам не грозит новая ледниковая эпоха, но эти холодные зимы еще успеют нам порядком надоесть.
Его посещение явно не вызвало взрыва энтузиазма, и он внезапно понял, что строит из себя идиота. Зачем он сюда притащился? Чему он хочет научить этих тупоумных болванов? Сама идея была дурацкая. Он опорожнил бокал и оставил его на столе.
– Развлекайтесь, Рэдклифф, и вы тоже. Увидимся утром за работой, и обязательно сдвинем установку с мертвой точки. Работы еще много.
Они что-то пробормотали – он даже не пытался расслышать. Дьявол с ними, с этими теориями и светловолосыми девчонками на субмаринах. То, что он затеял, нужно вышвырнуть из головы и думать впредь, как всегда он думал.
Глоток холодного воздуха был резок и хорош после чада в баре. Машина стояла на месте, а над открытой дверцей склонились двое.
– Остановитесь! Что вы там делаете?
Ян бросился к ним, скользя по обледенелой земле. Они быстро оглянулись – пятна белых лиц – затем повернулись и побежали во тьму.
– Стоять! Слышите меня? Стоять!
Взломали машину, преступники! Это им так просто не пройдет. Он забежал вслед за ними в здание. И один из остановился. Хорошо! Повернулся к нему.
Он не заметил кулака этого мужчины. Лишь почувствовал взрыв боли в челюсти. Падение.
Это был крепкий, жестокий удар, и он, вероятно, на секунду-другую потерял сознание, потому что потом он обнаружил, что стоит на руках и трясет головой от боли. Вокруг раздавались крики, топот бегущих ног, а потом чьи-то руки схватили его за плечи и поставили на ноги. Кто-то помог ему вернуться до паба, и там, в маленькой комнате, он рухнул в глубокое кресло. Потом было холодное, мокрое полотенце на лбу, была колющая боль в челюсти. Он взял полотенце и стал держать его сам, и поднял глаза на Рэдклиффа, который был с ним в этой комнате один.
– Я знаю человека, который меня ударил, – сказал Ян.
– Не думаю, что вы его узнаете, сэр. Я думаю, что он не из тех, кто работает на заводе. Я велел присматривать за вашей машиной, сэр. Похоже, ничего не исчезло, вы слишком быстро вернулись. Дверцу немного покалечили, когда открывали...
– Я сказал, что узнаю его. Я отчетливо видел его лицо, когда он бил. И он работает на заводе.
Холодная ткань помогла.
– Сэмпсон, что-то наподобие этого. Помните человека, который пытался нас спалить? Симмонс, вот как его звали!
– Этого не может быть, сэр! Он умер.
– Умер? Я не понимаю. Две недели назад он был совершенно здоров.
– Убил себя, сэр. Не смог совладать с мыслью, что вновь придется нищенствовать. Он несколько лет учился, чтобы получить работу. А работал он всего лишь несколько месяцев.
– Слушайте, перестаньте стыдить меня его некомпетентностью. Вы со мной соглашались, когда я сказал, что мы не можем оставить его на работе. Помните?
Рэдклифф на этот раз не опустил глаза, и в голосе его послышалась необычная твердость.
– Я помню, что просил вас оставить его. Вы отказались.
– Не хотите ли вы сказать, что я ответственен за его смерть?
Рэдклифф не ответил, и пустое выражение его лица не изменилось. И глаза тоже не опустил. Взгляд отвел Ян.
– Решения администрации бывают порой суровы. Но их необходимо выполнять. И все же я могу поклясться, что этот человек был Симмонсом. Выглядел в точности, как он.
– Да, сэр. Это его брат. Вы разыщите его довольно легко, если захотите.
– Что ж, спасибо, что сказали. Полиция легко решит этот вопрос.
– Решит ли, инженер Кулозик? – Рэдклифф выпрямился в кресле, и в голосе его появились ноты, которых Ян прежде не замечал. – Неужели вы им скажите? Симмонс мертв, разве этого недостаточно? Брат присматривает за его женой и малышами. Все они будут нуждаться всю жизнь. Вас удивляет, что он зол? Я его не оправдываю, не надо было ему этого делать. Если вы его простите, люди будут вам благодарны. Он ведь не был таким, пока не лишился брата.
– Я обязан...
– Разве, сэр? Что вы обязаны? Лучше всего вам было оставить нас в покое. Если бы сегодня вы не сунули сюда нос, если бы не влезли туда, где вам не место, ничего б и не случилось. Оставьте уж все как есть...
– Не место... – Ян попытался принять эту мысль, пытался осмыслить, что эти люди способны относиться к нему именно так.
– Не место здесь. Я достаточно сказал, ваша честь. Может быть, более, чем достаточно. Но что сделано, то сделано. Кто-нибудь подежурит у машины, пока вы не соберетесь ехать.
Он оставил Яна одного, и тот, как всегда в жизни, чувствовал себя одиноким.
5
Ян медленно возвращался в свой отель. Настроение было испорчено. Он быстро миновал толпу в баре Белого Льва, и по скрипящим ступеням поднялся в свою комнату. Чувствовать ссадину на щеке было куда хуже, чем видеть ее.
Он вновь промыл ее холодной водой, подержал, прижав к челюсти, кусок влажной ткани и посмотрел в зеркало. Он чувствовал себя совершеннейшим болваном.
Налив в комнатном баре основательную порцию, он уставился в окно и попытался понять, почему он еще не позвонил в полицию. С каждой уходящей минутой это становилось все более и более невозможным, потому что они обязательно пожелают узнать, почему он откладывает вызов. А почему он откладывает? На него совершено жестокое нападение, машина взломана, повреждена. У него полное право донести на этого человека.
Ответственен ли он за смерть Симмонса?
Да нет же, это невозможно. Если человек не может делать свое дело хорошо, с ним нельзя нянчиться. Если одному человеку из десяти повезло найти работодателя, ему лучше стараться – иначе его выгонят. А Симмонс не старался. И потому оказался на улице. И умер.
– Я тут не при чем, – спокойно сказал он вслух. Затем принялся укладывать чемодан. Черт с ним, с заводом Волсокен, и со всеми, кто там работает. Его обязанности закончилась, как только контрольное устройство было завершено и поставлено на линию, техобслуживания – не его дело. Кто – нибудь другой об этом позаботится. Утром он отправит рапорт, и пусть отныне инженерное общество ломает себе голову, что делать дальше. А у него впереди работы – с такими рекомендациями у него есть из чего выбирать. И он не намерен заниматься этими протечками спирта посреди замерших полей.
Лицо болело, и он на обратном пути выпил больше, чем следовало. Когда машина оказалась у въезда в Лондон, в конце автострады, он переключил ее на ручное управление. Безрезультатно. Компьютер регистрировал уровень алкоголя в крови, и этот уровень превышал допустимый минимум. Речевое управление отсутствовало. Машина ехала медленно, скорость движения приводила в бешенство, поскольку компьютеру ведомы были лишь несколько маршрутов. И ни один из них не устраивал Яна. Коротким путем добраться было невозможно. И неожиданно на любом перекрестке, и приоритет любого транспорта с ручным управлением – неважно, каким бы медлительным он ни был...
Компьютер выключился лишь у дверей гаража, и Яну удалось потешить душу, въехав на большой скорости по аппарели и врезавшись в стену гаража с жутким лязгом.
Затем последовали новые порции виски, и он проснулся в три часа, обнаружив, что в комнате не выключен свет и телевизор сам с собой разговаривает в углу. Потом он проспал допоздна и уже допивал первую чашку кофе, когда «дверной докладчик» подал сигнал. Он повернулся к экрану и нажал на кнопку. Это был двоюродный брат.
– Нынче утром ты выглядишь немного встревоженным, – сказал Сергуд-Смит, аккуратно складывая пальто и перчатки на тахту.
– Кофе?
– Пожалуй.
– Я чувствую себя точно так же, как и выгляжу, – сказал Ян, уже успев с момента пробуждения настроиться на ложь. – Поскользнулся на льду. Кажется, зуб потерял. Поэтому пришел домой и сильно напился, чтобы приглушить боль. Проклятая машина даже не дала мне вести ее.