Металлофаг обволакивал их. Зеб внимательно следил за ним. За хищниками всегда следуют паразиты, падальщики. Здесь и там, на блестящей коже металлофага виднелись присоски и моллюски, оранжево-коричневые и желтоватые наросты, которые питались случайными обломками, избавляя металлофага от нежелательных элементов — осколков и пыли, которые могут со временем покорежить даже самый совершенный механизм.
Он приближался, стараясь дотянуться до их корабля. Сверкающий адмиральский линкор тоже прокладывал себе путь через магнитные пряди.
— Подпусти его поближе, — приказал Зеб.
— Он схватит нас!
— Верно, если Адмирал не убьет его раньше.
— У нас есть выбор, — саркастически заметила она.
Танец под давлением фотонов. Свет здесь был жидким, он лился из сверкающего грозового облака далеко внизу, в огромном диске. Этот щедрый урожай света поддерживал огромную сферу, простиравшуюся на многие сотни кубических световых лет, ее сектора и радиусы были подобны арматуре невообразимого города. Зачем я пошел в политику, спросил Зеб самого себя — в кризисные минуты он был склонен к абстракциям — когда все это так манит?
Все это, тяготеющее к сердцевине из черного небытия, огромной темной купели.
— Электродинамическая статика нарастает, — крикнула Фирна.
— А, хорошо.
— Хорошо? Мои приборы не успевают…
Металлофаг маячил уже совсем близко, протягивая гибкие щупальца.
Первый удар дошел в виде небольшой рефракции в завывающей ярости стихии. Медленная волна напряжения пробежала по магнитной нити, изгибая ее.
— Он нас поджарит!
— Не нас, — сказал он. — Мы здесь лишь пылинка. Гораздо более крупный проводник отвлечет огонь на себя.
Еще один мощный заряд. Маталлофаг выгнулся, содрогнулся и умер в бушующем пламени.
Законы электродинамики не могли иначе отнестись к приближающемуся крупному проводнику. Прекрасный, сверкающий корабль Адмирала притянул к себе разряд, осветившись рубиново-красной и желчно-зеленой вспышкой.
Мертвый, он поплыл в пространстве. Обширные поверхности металлофага и адмиральского корабля замкнули электрическую цепь нити.
— Я… Ты и вправду знаешь, что делаешь, — проговорила она слабым голосом.
— Вообще-то, нет. Я повиновался интуиции.
— Той самой, которая сделала тебя Губернатором?
— Нет, гораздо более примитивной.
Они постарались побыстрее выбраться из прозрачной нити. Она могла отреагировать новыми разрядами большей мощности.
— На том корабле все погибли? — спросила она.
— О, нет. Ты забыла физику элементарных частиц. Заряд располагается только на поверхности проводника. Электроны не проникают внутрь.
— Но почему они дрейфуют.
— Любая антенна втянет разряд внутрь, если линия активна; такова ее работа. Это все равно, что держать руку на ручке настройки радио во время грозы — рискованный поступок.
— Значит, корабль обездвижен?
— Некоторые могли стоять слишком близко к приборам.
— Тогда они…
Он пожал плечами. «Поджарились. Вопрос удачи в игре».
— А Адмирал…
— Будем считать, что ему не повезло. Но если он и остался жив, я подозреваю, что Спекулисты неодобрительно посмотрят на того, кто затеял такую грандиозную погоню и ничего не поймал.
Она засмеялась. Они плыли в величественном сиянии.
Потом она зевнула, потянулась и сказала: «У меня все затекло. Может, поищем червя, о котором ты говорил?»
Ему совершенно не нравилось так много путешествовать.
Представьте себе галактику в виде роя ярких разноцветных пчел, парящего в воздухе, как пестрый шар. Затем раздавите рой чем-нибудь прямо в полете, так, чтобы он превратился в плоский диск. У звезд нет воли, их курс и судьба теперь в руках маленьких сущностей с большими претензиями: временами люди ничем не лучше пчел. На протяжении сотни миллиардов миров богатая и древняя кровь поет и стучит в жилах. Даже в таком масштабе погоня остается погоней.
Я так любил текучую грацию Роджера Желязны, его острое чувство движения в рассказе, что на этот раз я сделал попытку подражания его динамичности.
Как и для многих других, первой прочитанной мною вещью Желязны была «Роза для Экклезиаста». Как можно забыть этот звучащий голос рассказчика? Он вызывал в воображении романтический, смелый мир, увиденный глазами поэта. Я с жадностью следил за его карьерой, отмеченной романами и новеллами великой силы. Он был ярким светом в том горящем десятилетии, в шестидесятых.