Я рассматривал его, прищурив глаза. Моей работой была постепенная модернизация колонистов, так, чтобы их организмы лучше приспосабливались к условиям планеты. Вы берете планету, которая лучше всего подходит для колонистов, затем начинаете их обрабатывать. Добавляете в пищу молекулы местных веществ, кроите ДНК, которым предстоит налаживать межклеточное взаимодействие, и люди начинают постепенно меняться, как взрослеющие дети. Все это делается для того, чтобы они не испытали шока, увидев себя однажды утром в зеркале.
Сначала я, конечно, все испробовал на себе. Опыты на животных и компьютерное моделирование дают многое, но не все.
И потом, после того, как Ева ушла от меня к Рою, кому было какое дело до того, что со мной стало?
Впрочем, в колониях так не рассуждают. Крэнстон уже доказывал мне, что я был всем здесь небезразличен, потому что, хотя остальные и прошли частично ту подготовку, которую я прошел полностью, все же я был самым приспособленным организмом, сконструированным для колонии. Во мне нуждались, независимо от того, любили меня или нет.
Думаю, я получил слишком сильный шок от последней модификации. Я полагал, что это даст мне способность есть местные фрукты, не подвергая себя риску. Речь идет о тех штуках, напоминающих персики, которые ежегодно созревали на деревьях, усыпанных листьями, похожими на ложки. Эти фрукты сидели на ветках во всем своем красном, оранжевом и желтом великолепии, издавая соблазнительный запах, перед которым пасовал самый совершенный синтезатор ароматов. Они созревали и падали на землю, где кролико-белки лакомились ими, а потом шатались, как пьяные. Птицы-драконы тоже ели их и начинали летать зигзагами, во всяком случае те из них, кому удавалось взлететь.
Напиться допьяна казалось неплохой идеей.
Я проанализировал персики в первый же год нашей жизни на планете, определил все, что делало их опасными и несовместимыми с человеческой системой пищеварения. Затем я спланировал физиологические модификации, которые требовались для того, чтобы местные персики и другие фрукты и овощи стали полезной пищей, а не ядом. Модификации должны были происходить постепенно, чтобы ни один шаг не стал гигантским прыжком. Я инициировал медленные преобразования, которые тянулись неделями и месяцами, перемежаясь перерывами для акклиматизации и адаптации.
Последний шаг оказался слишком быстрым; мне следовало разбить его по меньшей мере на три стадии; но я становился нетерпеливым. Персики как раз созрели. Я чувствовал их призывный запах. Чего было ждать?
И я прыгнул.
Некоторые прыжки оканчиваются плачевно.
От первого фрукта я захмелел. Вкус его был восхитителен.
— Кто принял решение хоронить меня? Не похоже, чтобы у нас было здесь неограниченное количество земного материала, — сказал я. Постоянное ворчание по поводу использования вторичных ресурсов было еще одной моей добровольной миссией. Правда, я постоянно видоизменял каждого вокруг себя, но все же мы находились на ранней стадии формирования планеты, и во мне все еще оставалось достаточно много драгоценных земных клеток, необходимых для экспериментов.
— Я не знаю, — сказал Крэнстон.
— И кстати, как я умер? Моя память погрузилась во тьму, а потом я очнулся под землей.
— В самом деле? Это правда? — Крэнстон наклонился и принялся рассматривать мою одежду. Стандартная форменная рубашка колониста и брюки моего персонального цвета, серебряного, были сконструированы так, чтобы отталкивать любую грязь и пятна. Моя одежда была чиста. Я поскреб в волосах и стряхнул на стол песчинку зеленой почвы.
— Да, под землей, хотя, к счастью, не в гробу, — сказал я. — Кто объявил меня мертвым?
— Рой, — сказал он.
— А где был ты, когда все это происходило? — Мы с Крэнстоном играли в шахматы каждый Четвердень. Он был одним из разведчиков колонии; каждую неделю отправлялся на исследование новых земель, открывал полезные ископаемые, описывал неизвестных животных. Это давало ему чувство перспективы в отличие от других, запертых в тесном мирке колонии. Он был одним из немногих людей в колонии, которые проводили со мной время, не испытывая раздражения с первой же минуты.
— Рой — генеральный прокурор. Мне не приходило в голову оспаривать его суждения.
— А как насчет похорон? Ты же знаешь, я бы согласился отдать части своего тела в любом виде по первому требованию. И кстати, как насчет сохранения результатов моей работы? Кто-нибудь удосужился проверить, над чем я работал перед смертью? Почему не было проведено вскрытие? Что, если мне удалось решить ключевые проблемы?