…и так далее в течение трех часов. Всем казалось, что такой известный политик, искушенный в хитроумных галактических протоколах, будет схватывать все в какие-нибудь доли секунды.
После первых десяти минут он не счел целесообразным разрушать их иллюзии и просто кивал и щурился, показывая, что улавливает суть и в высшей степени доволен происходящим. Между тем он решал в голове шахматные этюды для практики.
Он прогуливался в сопровождении телохранителей, когда Адмирал прислал поздравительную открытку.
Они медленно шли по парку. Ближайший к нему телохранитель, некий Ладоро, что-то говорил в переговорное устройство, закрепленное на запястье. Парк представлял собой рекреацию в имперском стиле, с журчащими ручейками, взбегающими вверх на холмы. Это был эффектный трюк, основанный на хитроумно заряженный электродинамических потоках, преодолевающих гравитацию. Телохранителям нравился этот аттракцион; Зеб находил его слишком очевидным.
Случилось так, что он в тот момент как раз смотрел на Ладоро, своего старейшего телохранителя, коренастого мужика, чей послужной список насчитывал без малого век беспорочной службы. Позже Зеб сообразил, что Адмиралу, видимо, было это известно. Тем отточенней оказался его ход.
Ладоро осел, запрокинув голову, словно увидел что-то в небе. На лице у него промелькнуло вопросительное выражение. Он качнулся назад, изогнулся и рухнул, ударившись лицом о подстилку из мха. Охранник даже не выставил вперед руки, чтобы смягчить удар.
Двое других охранников оттащили Зеба за стену за две секунды. Вокруг было слишком много открытого пространства и слишком мало укрытий, чтобы передвигаться. Он съежился на корточках, не разглядев даже, кто стрелял. Немного погодя Зеб рискнул выглянуть из-за края стены и увидел Ладоро, распростертого без движения.
Потом наступило затишье. Никакого движения.
Зеб вызвал в памяти образ лежавшего Ладоро. Розовая кровь вытекала из верхней части спины. Абсолютно смертельная точка в позвоночнике, в четырех сантиметрах ниже шеи. Килоджоули энергии, сфокусированные в пучок, толщиной с ноготь.
Такой концентрированный пучок энергии сделал бы свое дело, даже если бы был направлен в бедро или живот. Но направленное с такой точностью в главную костную ось человека массивное давление на спинномозговую жидкость было подобно ветру, задувшему свечу, — мозг отключался в доли секунды.
Ладоро падал, будучи уже полностью стертым. Мягкий удар и вечная тишина.
Зеб поднял руку и увидел, что она трясется. Хватит ждать. «Идем. Здесь они могут устроить все, что угодно».
Охранник сказал: «Сэр Зеб, я бы не советовал…»
— В меня и раньше стреляли, сынок.
Что ж, полагаю, мы можем отстреливаться на ходу…
— Так и сделаете. Идем.
Они пробирались вдоль ручейка, сбегавшего с холма. Отряд вновь прибывшей охраны рассыпался по парку. Разряд был выпущен из некой точки позади Ладоро. Подходя к мертвому охраннику, Зеб старался, чтобы между ним и этой точкой были скалы. На Ладоро он смотрел из-за ближайшего валуна. Голова телохранителя была повернута набок, глаза все еще открыты, изо рта в сухую грязь стекала слюна. Самым страшным были глаза, уставившиеся в бесконечность, которую никто не видит больше одного раза.
Прощай, друг. Мы делили с тобой время, смех и световые годы. Ты не единожды спасал мою задницу. А теперь я ничего не могу для тебя сделать.
Что-то шевельнулось справа от него, эфемерный шар из пылинок. Полицейские, вернее их местное проявление.
Шар замигал, закрутился и сказал низким басовитым голосом: «Мы сожалеем».
— Кто это сделал?
— Мы подозреваем имперский источник. Наша защитная система была нарушена характерным способом, сэр.
— И что вы можете предпринять?
— Я буду защищать вас.
— Ладоро вы не смогли защитить.
— Я прибыл с небольшим опозданием.
— Небольшим?
— Вы должны извинить нас. Наши возможности ограничены.
— Чертовски ограничены.
— Ни одно место не может считаться абсолютно безопасным. Здесь, однако, безопаснее, чем где бы то ни было. Я уже извинился перед мадам Виссиан…
— Передайте Адмиралу, что я получил его приглашение.
— Сэр?
— Я уверена, все будет в порядке, — неискренне сказала Виссиан, стоя рядом с Зебом и Фирной в зале вылета.
Зеб вынужден был признать, что эта женщина оказалась лучше, чем он рассчитывал. Она расчистила им путь, задержав имперских офицеров. Возможно, она втайне надеялась на вознаграждение, но у нее было на это право.
— Надеюсь, я смогу справиться червячным кораблем, — сказал Зеб.
— Я тоже, — вставила Фирна.
— Наши инструкторы самые лучшие, — сказала Виссиан, хмуря брови. — Я надеюсь, вас не беспокоит то, что червь дикий?
— Это вполне надежно, — сказал он.
Им предстояло лететь в узком цилиндре, Фирна выступала в роли второго пилота. Разделение обязанностей оказалось единственным способом выйти на уровень относительной компетентности.
— Я думаю, это будет волнующее путешествие, но не могу не восхищаться храбростью вас обеих.
— Выбор у нас невелик, — сказала Фирна. Она лукавила. Еще день, и офицеры Адмирала взяли бы Зеба и Фирну под арест, а затем умертвили.
— Но лететь в маленьком кораблике, похожем на карандаш. Такое примитивное средство передвижения!
— Хм, пора идти, — сказал Зеб, напряженно улыбаясь. Она опять испытывала его терпение.
— Я согласна с Императором. Любая технология, не использующая магию, недостаточно прогрессивна.
Зеб почувствовал, что в животе у него что-то трепещет от страха. «Вы попали в самую точку».
Он постарался забыть о неприятном разговоре.
Четыре часа спустя, сближаясь на большой скорости с большим комплексом червячных ходов, он понял, что она имела в виду.
Зеб сказал Фирне по переговорному устройству: «Во время одного из моих университетских курсов — кажется, это была нелинейная философия — профессор сказал нечто такое, чего я не могу забыть до сих пор. «Все идеи о существовании бледнеют перед фактом существования». Чертовски верно».
— Азимут ноль шесть девять пять, — жестко ответила она. — Никаких посторонних разговоров.
— Здесь нет ничего постороннего… кроме пасти этого дикого червя.
Дикий червь был искрящейся точкой вибрирующего пространственного возмущения. Он ярким пятном вращался вокруг пасти основного червя.
Имперские корабли патрулировали основного червя, игнорируя дикого. Теперь оставалось ждать большого транспорта, чтобы проскочить мимо имперских патрульных.
Галактика была, если разобраться, хаосом обломков, закручивающихся на дне гравитационной ямы космоса. Черви делали ее проходимой.
Далеко внизу планета сверкала своей пышной красотой.
На границе терминатора долины бесповоротно соскальзывали во тьму, в то время как цепи снежных вершин продолжали белеть. Поздним вечером, в зоне терминатора, но вблизи его границ, горные пики горели ярко-оранжевым огнем, словно живые угли. Горные вершины прокалывали облачные покровы, высовывая свои кряжи, словно кильватеры. Тропические бури, освещаемые вспышками ночных молний, напоминали распускающиеся бутоны белых роз.
Не менее впечатляли и человеческие творения. Средоточия огней обозначали ночные города, опутанные паутиной шоссейных дорог. Сердце Зеба преисполнилось гордости при виде достижений человечества. Здесь рука его имперских сограждан все еще продолжала украшать смелым узором кору планеты. Они создали искусственные моря и эллиптические водные бассейны, огромные квадратные массивы возделываемых полей, в безупречном порядке проступающих на некогда девственных землях.
— Как красиво, — прошептал он. — И мы бежим отсюда, спасая свои жизни.
Фирна засопела. «Ты теряешь вкус к политике».
— У тебя в душе не осталось поэзии.