— Причина смерти? — спросил я Крэнстона. — Она назвала причину?
— Твои кишки были полны полупереваренными персиками. Она рассудила, что это было самоубийство. Боже, Джейк. Ты же сам твердил всем и каждому не есть эти штуки. И с твоей стороны было крайне неосмотрительно оставлять нас в полном неведении.
Итак, Ева знала, что я наелся персиков. Поэтому она и сделала аутопсию. Со странным чувством я расстегнул липучки на рубашке и осмотрел живот. При всем старании мне не удалось обнаружить никаких следов лазерной хирургии. Я похлопал себя по животу. Никакой зияющей раны, никаких болезненных ощущений.
— Так ты сам видел, как меня закопали три дня назад? — спросил я.
— Ну да.
— Как долго я был мертвым?
— Ты умер в Перводень, похоронили тебя на Втородень, а сегодня Пятый день, — разъяснил Крэнстон. Он вздохнул и покачал головой. — Гипотеза номер два: все это — очень жизнеподобный сон.
— Мне не очень-то улыбается быть плодом твоего воображения.
— Мне тоже не хотелось бы иметь такой плод, как ты, — сказал Крэнстон, нахмурившись. — Я бы предпочел остановиться на гипотезе с привидением, но я в них не верю. И все же, кто ты такой, почему ты здесь и чего ты хочешь?
— Ты же меня знаешь, — сказал я. — Ты отлично знаешь, кто я такой.
— Не уверен, — сказал он. — И даже если бы я знал, кем ты был, я давно уже не понимаю, чего ты хочешь. Просвети меня.
А что, если он прав? Что, если я — уже не я? Я допил остатки спиртного. Оно не было похоже ни на один напиток, который я когда-либо пробовал, хотя, насколько мне было известно, Крэнстон плеснул мне в стакан мой любимый бурбон.
— У меня есть гипотеза, — сказал я. — Это ты — плод моего воображения.
Он ущипнул себя и покачал головой. «Я не сплю». Он протянул руку и ущипнул меня.
— Я тоже не сплю, — сказал я.
Крэнстон смотрел поочередно то на свою руку, то на мою. Он открывал и закрывал рот, словно рыба.
— Да, — сказал я. — Мы оба не спим, и ты можешь меня потрогать. Так кто же плод воображения?
Он встал, отошел на несколько шагов назад, затем приблизился. «Джейк, ты весь какой-то зеленоватый и пахнешь как-то чудн о — не то чтобы плохо, просто необычно. Сделай мне одолжение, проверь пульс».
Похоже, ему не хотелось еще раз дотрагиваться до меня.
Я посмотрел на его стенные часы и, положив пальцы на запястье, сосчитал удары сердца за полминуты.
— Нормальный, — сказал я.
Он покачал головой, вновь отошел подальше и вернулся обратно.
— А почему ты, собственно, пришел сюда? Ну, то есть в мою квартиру? Ты больше никуда не заходил после того, как пришел в себя?
— Нет, конечно, — сказал я.
— А почему?
— Потому что ты — мой друг. Во всяком случае, был моим другом. Разве что-то изменилось?
— Не знаю.
— Просто ты думаешь, что я — это не я. О’кей, ты хочешь, чтобы я ушел?
— Нет. Нет. Я только хочу, чтобы ты сказал правду. Над чем ты работал перед смертью?
Тут я рассказал ему о персиках и торопливом прыжке в три шага.
Он облизнул пересохшие губы.
— В первый год мне казалось, что они ужасно воняют, — сказал он. — Доходило до тошноты, когда они созревали. Такая вонь, и никуда от нее не деться! Но в этом году мне вдруг захотелось откусить кусочек. — Он посмотрел в окно. Отсюда не было видно ни одного дерева с листьями в виде ложек, небольшая рощица была немного выше по реке. — Значит, теперь их можно есть?
— Видишь ли, — сказал я и осекся, поняв, что голоден. До меня дошло, что я не ел уже четыре дня, но, возможно, мертвецы не расходуют много энергии. — Я не знаю. Что, если Ева была права и именно они убили меня?
— Она сказала, полупереваренные. Стало быть, первый этап пищеварения прошел удачно.
— Я бы съел еще немного, — сказал я.
— Идем.
Когда мы только прибыли на Эмери, всем приходилось носить респираторы. Слишком много аллергенов в атмосфере. Без мер защиты люди чесались бы и чихали до полного изнеможения, а некоторые и вовсе не могли дышать без респираторов. Мои первые модификации как раз были направлены на решение этих проблем, и я справился с задачей отлично, перекроив генетику колонистов.
Пока я работал с людьми, Дрина Александер, инженер-ботаник, возилась с земными растениями, которые мы привезли с собой, а также изучала местную флору. Мы координировали усилия, хотя и не очень хорошо ладили друг с другом.
Шутки ради я оставлял у Дрины кое-какие аллергические реакции, просто чтобы подразнить ее, но она была умная женщина, несмотря на колючий характер. Она раскусила меня и пожаловалась в колониальный совет. Они обладали некоторыми весьма эффективными карательными полномочиями.
Мы застали Дрину в персиковой роще. Она скорчилась на солнцепеке с персиком в одной руке и портативным анализатором в другой. У нее были густые темные волосы, которые она собирала в пучок на затылке, бледная кожа, высокие славянские скулы и сросшиеся брови, которые придавали ее лицу, когда она хмурилась, сострадательное выражение. Она всегда напоминала мне лягушку, не потому, что была сложена, как лягушка, а потому, что любила принимать лягушачьи позы. Вот и сейчас она сидела на корточках, разведя колени и наклонившись вперед, и пристально разглядывала персик. Кончик языка коснулся верхней губы, да так и застыл.
— Привет, Дрина, — сказал я. Остановившись рядом с ней, я поднял упавший персик, стряхнул с него буро-зеленую грязь и надкусил. Мой рот наполнился восхитительным сочетанием вкуса и аромата — манго, хурма, персиковое мороженое, печеное яблоко с корицей; твердая сочная мякоть под нежной кожицей. От пьянящего послевкусия закружилась голова.
— О, боги. Ты не поверишь, до чего вкусно, Крэнстон.
Дрина облизнулась. Персик, который она держала в руке, придвинулся ближе к губам.
— Остановись! — крикнул Крэнстон, удерживая ее руку.
— Что такое? — Она потрясла головой, посмотрела на персик в руке и уронила его.
Я откусил еще раз. По телу уже разливалась приятная расслабленность, заставляя меня беззаботно улыбаться. Мне стало интересно, сколько же персиков я съел в Перводень. Может, я расслабился до смерти?
— Он съел персик, — сказала Дрина Крэнстону.
— Он модифицирован.
Она встала и внимательно посмотрела на меня.
— Погодите минутку. Я ведь думала, ты умер.
— Совершенно справедливо, — сказал Крэнстон.
— Погодите! Ты былмертв! Ева даже разрезала тебя!
Я расправился с персиком и облизал пальцы. У персиков не было косточек. Я не знал точно, как размножаются деревья с листьями-ложками — это была Дринина епархия. Мой взгляд неудержимо притягивали другие фрукты, валявшиеся на земле. Все они выглядели очень соблазнительно. Я нагнулся за очередным персиком, но решил, что лучше будет остановиться.
— Я не чувствую тошноты, ни в малейшей степени. Мне очень хорошо. Может, нам стоит пойти в лабораторию и проверить все это, — сказал я.
— Может, нам стоит сообщить совету, что с тобой происходит нечто странное, Джейк! — сказала Дрина. — Я думаю, тот факт, что ты не мертв, весьма примечателен.
— Она права, — сказал Крэнстон. — Не понимаю, почему я сам не подумал об этом.
Она подошла ко мне поближе, осмотрела мое лицо, затем руки. Я тоже посмотрел на руки. Моя кожа приобрела зеленоватый оттенок.
— Я тоже хочу такую модификацию, — сказала Дрина. И вновь облизнулась.
— И я, — сказал Крэнстон.
— Мне придется поработать над этим.
— Зачем?
— Вы, ребята, сами сказали, что я умер. Не думаю, что убивать кого-либо — хорошая идея.
— Идемте в лабораторию, — предложила Дрина.
Я взял персик, и мы покинули рощу.
— Какую функцию выполняют эти штуки, кроме того, что они зреют, падают и разлагаются? — спросил я Дрину. — Имеют ли они какое-то отношение к репродукции?
— Нет, — ответила Дрина. — Деревья с листьями-ложками размножаются при помощи подземных узелков. Пчелы-землеройки производят перекрестное опыление. Функцию персиков мне так и не удалось установить, если не считать их способности опьянять животных; впрочем, смысл этого действия тоже непонятен. В чем заключается предназначение этих деревьев?