Я закрыл свой терминал, и мы отправились вслед за Евой в подвал, где она в своей лаборатории резала, исследовала и тестировала множество мертвых тварей. Там было холодно. Она достала диагностический аппарат и прижала его к моей шее. На мониторе высветились показатели температуры, легочной, сердечной и мозговой деятельности. Потом она приказала ему сделать анализ крови.
Прочитав результаты, она сглотнула.
— Во всяком случае ты больше не мертвец, — сказала она.
— А как насчет хороших новостей?
— Но я также не думаю, что ты остался человеком. Температура низкая, газовый состав крови изменился, да и другие показатели тоже…
Я снял аппарат с шеи и кивнул.
— Это не может быть результатом твоей последней модификации, — сказала Ева. — Она не могла настолько радикально изменить тебя.
— Она и не изменила, — сказал я.
Мы пришли. Мы увидели. Нас увидели. Нам помогли.
Дрина добровольно вызвалась испробовать на себе мою последнюю модификацию. Она мне никогда особенно не нравилась, но в данном случае я не мог не восхищаться ею, особенно учитывая, что самая трудная часть модификации заключалась в том, чтобы закопать ее в почву и выдержать там три дня, гадая при этом, очнется она или нет. Умереть она умерла, в этом нет сомнений; ее подземное приключение беспокоило нас гораздо больше, чем ее.
Мы еще не знаем точно, что эта планета делает с нами. Рой намерен исследовать меня тщательнее, нежели мне бы хотелось, особенно учитывая кандидатуру исследователя. А люди не спешат подвергаться модификации, поэтому у него пока не так много подопытных кроликов.
Если то, что я подозреваю, окажется правдой, у меня будет масса времени делать все, что я хочу, включая такие вещи, которые я ненавидел раньше, например, спать. Впрочем, теперь мне, кажется, не требуется столько сна, как раньше.
Что мне больше всего теперь нравится делать, это сидеть и размышлять о том, как долго я еще буду действовать всем на нервы. Сдается мне, что это будет длиться вечно.
Я впервые встретила Роджера Желязны на конференции в Норвегии, куда он приехал в начале восьмидесятых в качестве почетного гостя. Он был одним из моих любимых писателей, и я догнала его на лестнице и попросила подписать экземпляр «Двери в песке», одной из моих любимых книг.
Роджер был очень галантен с поклонницей, которая, возможно, прервала интересную беседу. (Я была настолько ослеплена сознанием близости кумира, что не помню, кто шел с ним рядом.) Он дал мне автограф и сказал, что ему тоже нравятся «Двери в песке».
В последний раз я видела Роджера на конференции в Москве, штат Айдахо, где он тоже был почетным гостем незадолго до смерти.
Роджер, Джейн Линдсколд, М. Д. Энг, некоторые другие и я собрались пообедать в гостиничном кафе. Я накупила наклеек-тату и раздала всем. Помнится, Джейн наклеила на щеку голубую молнию, а Роджер наклеил на руку маленькую синюю звездочку.
Он был так же любезен, застенчив и добр, находиться с ним в одной компании было настоящим удовольствием.
Вы читали «Ночь в одиноком октябре»?
Роджер остается одним из моих любимых писателей.
Катарин Элиска Кимбриель
ПОЛЕЧУ НА КРЫЛЬЯХ УТРА
Первоначально Роджер хотел, чтобы его певец Билли Черный Конь из романа «Глаз кота» принадлежал к племени хопи. Поразмыслив, он сделал Билли индейцем навахо, чтобы наградить его легендарной приспособляемостью, свойственной кочевым народам. В своей сказке Кэти Кимбриель раскрывает могущественную силу более традиционных оседлых хопи — людей, в чьих мифах сокрыты тайны будущего.
Было еще рано; шаттл добрался до Третьей Месы раньше солнца. Серебристый цвет неба уступал место разгорающемуся огню на востоке, когда грузовой люк с металлическим лязгом распахнулся. Прямо перед собой, в обрамлении скал и сухих кустарников, Бренна увидела оцепеневшего от ужаса кролика; в конце концов он порскнул в кусты, подняв белый хвост, словно сигнал тревоги.
— Жалеешь, женщина?
Набор слов, которые употребил Данкан, заставил Бренну инстинктивно напрячься; но вскоре она поняла, что он говорил на языке ее детства, и она расслабилась.
— He-а, Данкан, — ответила она на том же птичьем наречье, помня о желторотом солдатике, который шел вслед за ними. — Я уже сказала тебе, что взялась за эту работу ради вас, и ни потоп, ни засуха меня не остановят. — Положив свою тонкую руку на бронзовую суковатую ручищу, она добавила: — Один лишь факт присутствия военных не означает, что все это не было случайностью.
Старик хмыкнул и тяжело шагнул из раскрытого люка на землю.
— Твоя проблема, племянница, в том, что ты не знаешь страха. — Повернувшись, он принял рюкзак, который подал ему молчаливый рядовой.
Тонко улыбнувшись, Бренна откинула назад темные волосы, пытаясь захватить заколкой всю их необъятную толщину. Долго еще после того, как она убрала их с шеи, спина сохраняла тепло этого вьющегося руна. «Не совсем так, Данкан, — возразила она, на этот раз на инглезе, — я — кельт, а мы, кельты, боимся только одного — что когда-нибудь на нас свалится небо. Не обещали грозы?»
— Хопи обещают, — внезапно сказал пилот. Татуированная рука указала в сторону подножия месы. — Пещеры там, а штаб полковника Асбина дальше по дороге.
Взгляд Бренны скользнул по голым каменным склонам Третьей Месы и уперся в безоблачное небо. Значит, обещают дождь? Похоже, здесь никто не занимался прогнозированием погоды, не говоря уж о том, чтобы управлять ею. На утесе она заметила какое-то движение; фермер или пастух спускался по скалистой тропинке, чтобы провести весь день в долине.
— Хопи сином, —тихо сказал Данкан, кладя мешки на землю.
— Неужели они действительно маленький мирный народ? — спросила Бренна, ни к кому в особенности не обращаясь.
Пилот пожал плечами.
— Если не считать их склонности нервировать личный состав предзнаменованиями конца света, в остальном они достаточно безобидны. Во всяком случае они не закидали эти раскопки бомбами, как это сделали навахо у себя, — широкий жест, указывавший на видавшую виды геодезическую палатку, ближайшую к утесу, означал, что она предназначена для них.
Ухватившись за жесткую лямку, Бренна взвалила рюкзак на плечо. Больная спина Данкана означала, что путешествовать придется налегке. Мне не нужны справочники, я знаю все тропинки с завязанными глазами,сказал он ей там, во Флагстаффе. Глядя на согнутую, но жилистую фигуру дяди, Бренна надеялась, что он не солгал. Старику отчаянно хотелось последний раз приехать в Хопи, а Бренне не улыбалось обрастать багажом после того, как она целый год не занималась антропологией. Этот изолированный кусочек Северной Америки был ничуть не хуже любого другого места.
Из тени они вышли на солнцепек, затем опять окунулись в тень. Над горизонтом поднималась звезда, сверкая, как расплавленное золото. Начинался обычный августовский день, жаркий и сухой. Удивительно было видеть яркую зелень фермерских наделов на фоне пыльной серой почвы. Сколько же лет они культивируют эту землю,задумалась она. Деревня существует на этом месте с 1150 года: Ораиви, старейшее поселение на континенте, которое никогда не покидали люди. Сильно ли изменился климат за это время?
— Я помню эту малышку, — внезапно пробормотал Данкан, кивая в сторону улыбающейся черноглазой девушки, которая только что вышла из пластиковой палатки. — Линг А-Ттавитт, толковый художник-археолог. Заглянем, а? — Выпрямившись, старик проворно отправился засвидетельствовать свое почтение студентке, предоставив Бренне возможность остаться в одиночестве и осмотреться. Преисполненная благодарности, Бренна быстро зашагала к проему в скале.
Это был размыв в сланцевых породах. У подножия скалы стояли часовые.