Из кудели, одеваемой на гребень прялки, женщины и девушки и выпрядали зимними вечерами тонкие льняные нитки. Левой рукой вытягивали волокно из кудели, скручивали его, а большим и указательным пальцами правой руки накручивали уже готовую нитку на веретено.
Прясть приходилось невероятно много, все зимние вечера напролет, да и днем, кто мог, пряли — нитки ведь шли и на ткание главного материала русской деревни — холста, и на многое другое. И если бы девушки и женщины не собирались на супрядки, не пели и не судачили и к ним бы не приходили парни с музыкой и всякими развлечениями этот долгий, монотонный труд утомлял бы страшно. А так ничего — часы летели за часами, до вторых и третьих петухов нередко сиживали. А в рационалистской Европе-то знаете что придумали?.
Во Фландрии вообще считали и поныне считают, что кружевоплетение родилось не в Венеции, а у них. Во всяком случае, самое ныне распространенное плетение — на коклюшках — появилось действительно впервые там. Главная же особенность фламандских кружев — их необыкновенная, почти воздушная тонкость и всегда очень изящный рисунок на так называемых снежных, мерцающих звездочками фонах.
На полях Фландрии и Брабанта произрастал лучший в Западной Европе лён; видимо, сказывалась их открытость близким влажным морским ветрам. Однако сами фламандские и брабантские крестьяне из своей тончайшей кудели никогда ничего не пряли, ни ниток, ни кружев. Чтобы не смялась, укладывали ее аккуратными кольцами в овальные плетеные корзины и везли в Брюссель или в маленькие городки Малин и Бенш.
Тесные, сплошь кирпичные улицы. Кирпичные мостовые. Дома узкие, в два-три этажа, с островерхими черепичными крышами. Окна зарешеченные, высокие, широкие, света давали много, но тепла внутри домов из-за обилия камня было все-таки мало.
Под такими домами устраивались глубокие подвалы. Очень глубокие, чтобы в них непременно постоянно держалась сырость, чтобы стены и низкие сводчатые потолки были липкими, а сальные свечи задыхались от влаги и вокруг них плавали бы мутные желтоватые ореолы, не способные даже поколебать густую темноту, набившуюся в углы. Чем сильнее из этих углов несло холодом, чем быстрее человека пробирал здесь озноб, тем подвал считался лучше.
Это были знаменитые фламандские прядильни, в которых работали только очень молодые девушки и девочки, иногда восьми, десяти лет, а чаще всего двенадцати-четырнадцати. В сырости льняная кудель пропитывалась влагой, волокна становились очень эластичными, и нитки можно было сучить наитончайшие. Они не обрывались даже тогда, когда их почти не было видно — совсем как паутина. Осязать, скручивать волокна в такие нитки могли лишь нежные, еще не огрубевшие детские и девичьи руки, которых с каждым годом требовалось все больше и больше, потому что слава фламандских кружев начиналась именно с этого паутинного сырья. Из других ниток тут просто не плели.
Но вы представляете, что значило продержать еще не окрепшего физически ребенка в таком подвале несколько лет. Ведь там после двух часов работы и дышать-то становилось трудно, и не то что ниток, а и лиц сидевших в отдалении нельзя было различить за плавающими желтоватыми ореолами. Монотонно скрипели педали, монотонно мелькали спицы в колесах самопрялок монотонно звучали негромкие голоса, монотонно сновали от катушек к кудели и обратно маленькие бледные бескровные руки, которым бы еще в игрушки играть.
От силы пять-семь лет выдерживал юный организм такую каторгу — большинство умирали…
Все снаряжения русской плетеи-кружевницы — деревянные козелки, на которых лежит похожая на бочонок туго набитая опилками или мякиной жесткая подушка из плотной ткани. На нее крепится рисунок узора, в который втыкаются булавки, а к ним привязываются концы ниток, намотанных на коклюшки. Коклюшки — это гладкие, чаще всего кленовые палочки с углублениями на концах, что-то вроде длинненьких катушек. Держат коклюшки парами и все время ловко, прямо в ладонях перекручивают их, перевивают две нитки между собой, и одновременно перекидывают, перевивают пары, зацепляя плетенку все за новые и новые булавки, определяющие основные точки узора. Чем кружево сложнее, тем больше требуется коклюшек, иногда до восьмидесяти пар, до ста. Но в основном — тридцать, сорок. Скорость, или, как говорят кружевницы — спорина, важнейшее условие в их работе, у большинства коклюшки летают так, что за ними не уследишь. Летают и при этом часто мелодично постукивают, клен ведь дерево легкое, певучее, поэтому его и используют.