А у некоторых к торцу каждой коклюшки еще прибиты крошечными гвоздиками свободно болтающиеся копеечки, которые нежно, прозрачно позванивают, и это похоже на веселое чиликанье целой стаи воробьев. Представляете, за окнами ночь, трескучий мороз, снег по колено, а в избе — весеннее воробьиное чиликанье.
В России существовало четыре основных типа кружев: русское сколочное, немецкие вилюшки, сцепной манер и численные.
Сколочное — от сколка, рисунка, закрепленного на подушке, по которому многими парами коклюшек одновременно выплетали и узор, и мелкую сетку фона.
Сцепное и немецкое — тоже по сколкам, но раздельно: сначала плели узор, затем сетку, все немногими парами, а затем сцепляли все при помощи тамбурного шва.
Численное же плелось без всякого рисунка, кружевницы просто отсчитывала одинаковое число разных переплетов, и у нее бесконечно повторялся один и тот же узор. Эти кружева называли еще мерными, и они у нас самые старинные.
Центрами русского кружевоплетения были Вологда, Елец, Мценск, Михайлов на Рязанщине и слобода Кукарка Вятской губернии. Это все с округами, конечно. Плели их и в других местах: в Балахне, в Тульской губернии, Московской, Петербургской, Тверской, но уже не в таких масштабах.
Причем у Михайловских была своя особенность: нитки на них шли не тонкие, как в других местах и в Европе, а толстые, пухлые, в основном шерсть домашнего крестьянского кручения, отчего кружево получалось плотным и ворсистым, как дорогая тяжелая ткань. И чаще всего оно было цветным: обильное красное сочеталось с яркими синими вкраплениями, с зелеными, желтыми, белыми. Специалисты считают, что михайловское кружево самое древнее у нас, что по характеру и рисунку оно точно такое же, какое в древности на Руси плели из металлических нитей, а затем унизывали жемчугом, перьями, блестками и нашивали на душегреи, шубы, шапки. Удержалось на михайловской земле это цветное кружево лишь в силу удивительного пристрастия здешних крестьян к нарядным одеждам. Один старик из села Стубло еще в середине девятнадцатого века хорошо объяснял: «У нас мода вот так: из последнего бьются, а не уступят друг дружке». Крестьянки, все как одна, обшивали тут подол верхней сорочки пестрыми узорными полосами, вытканными из разноцветных шерстей и обрамленными по низу кружевами с цветными разводами. Фартуки, по-старинному «занавески», делались тут только кружевные, с рельефным красным рисунком, с вставками из кумача и цветных ситцев. И каждая девушка и женщина, конечно, старалась чем-нибудь да от другой отличиться, так что разнообразие в узорах было сплошное.
Крепостных-то здесь не было, числились государственными, жили получше.
А в Вологде в начале девятнадцатого века никому и в голову не могло прийти, что их город вскоре невероятно прославится по этой части, и кружевом здесь будут заниматься многие десятки тысяч человек. Плели себе до той поры женщины да девчата в крестьянских избах и мещанских домишках немудреные мерные узятки да городки в основном для собственных нужд да некоторые совсем немножко на продажу. Богатые, тонкие немецкие сцепные кружева изготавливались только в барских поместьях, где крепостные мастерицы и дивный валансьен умели выплетать, и бланш, и малин. Кружева везде носят названия породивших их городов. Некоторые господа держали десятки мастериц, целые мастерские, на продажу работали, нитки из Фландрии и Франции выписывали.
Простой же люд довольствовался своим, привычным. И еще вологжане очень любили расшивку по перевити атласником: узор из нитяной тесьмы, нашитый на ткань, «поле» которой затем частично продергивалось, превращалось в сетку. Это старинное рукоделие, похожее на филейную вышивку, бытовало и в других местах, но на Вологодчине узор делали особенно плавным, как песня. То есть действительно и в орнаменте шли от своих, северных песен и от традиционного, тоже ведь в основном напевного русского узорочья.
И вдруг вологодская мещанка Анфия Федоровна Брянцева взяла да и выплела такую же белую тесьму на коклюшках, а фон сделала звездочками-снежинками — получилось необычайно красиво. И главное, ни на какое другое кружево не похоже. Стала таким ленточным узором выделывать косынки, тальмы, покрывала для подушек и даже целые платья.
С чьей-то легкой руки эту манеру назвали вологодской, а саму ленту вилюшкой.
Вскоре к делу подключилась и дочь Анфии Федоровны — Соня. Коклюшки взяла в руки пятилетней, а в десять-двенадцать уже мало чем уступала матери.