И вообще, если бы не подлинная и всемерная поддержка Советской власти и крупнейших государственных деятелей, новый Палех, вероятнее всего, так бы и не состоялся, не рос бы, не процветал, не прославился бы на весь мир как совершенно уникальное художественное явление и не превратился бы в центр целого гнезда лаковой миниатюры, в которое следом вошли еще Холуй и Мстёра. И великолепного, единственного в своем роде училища там не было бы, выпустившего сотни и сотни талантливейших мастеров. Свой Герой Социалистического Труда там тоже был — Николай Михайлович Зиновьев, один из патриархов нового Палеха, художник-философ даже в своих работах, создававший еще с Голиковым первую артель, оставивший бесценную книгу-учебник их искусства. Он прожил более девяноста лет, был народным художником СССР. А народных и заслуженных России и лауреатов там не перечесть.
…Утро ли сейчас или вечер, зима или лето — на улицах Палеха все равно полно приезжих. Ходят большими группами, сопровождаемые полустеклянными «Икарусами». Ходят и в одиночку, и по двое, по трое — эти добирались до села своими машинами или рейсовыми автобусами. Иноземцев не меньше, чем наших. Ходят и всему дивятся.
Дивятся большим и удобным художественным мастерским и тому, что ныне в них работают около двухсот художников.
Дивятся неоглядным плавно-холмистым просторам, открывающимся от Крестовоздвиженской церкви. Дивятся самой этой церкви. Ее богатым фрескам. Могучим и чистым березам вдоль мостовых. Сказочным, резным, весело раскрашенным светелкам, наличникам, крыльцам, карнизам, конькам и дымникам на просторных избах.
Дивятся несметным миниатюрным сокровищам палехского музея, его сводчатым маленьким окнам в кирпичных стенах метровой толщины, его скрипучей деревянной лестнице, ведущей на второй этаж.
Дивятся условиям, в которых живут и занимаются нынче студенты здешнего училища: у Шуйского въезда для них выстроен целый самостоятельный городок — учебный и жилой корпуса, спортзал, столовая, клуб.
И ни один из приезжих не минует обыкновенного крестьянского дома на углу двух главных улиц Палеха. В нем все так же, как более полувека назад. Так же бедно и пустовато. Тот же столик за дощатой переборкой с начатыми работами, красками и кистями. Висит глобус. В углу сундук. Только застекленных фотографий теперь на стенах много, да чистота необыкновенная. Это — мемориальный дом-музей Ивана Ивановича Голикова. Летом окошки открывают, перед ними теперь липы, и рано утром слышно, как заливаются щеглы.
РАСЦВЕТ
Не ослабляла партия свои заботы и о профессиональных искусствах.
Причем в течение почти трех десятилетий это, прежде всего, делал сам Сталин. Ибо Сталин, как редко кто, понимал истинное значение литературы и искусства в жизни общества и отдельных людей, в их духовном формировании и воспитании и практически почти каждодневно держал все это в поле своего зрения. Знакомился буквально со всеми серьезными новинками литературы, кино, театра, живописи. И, ясное дело, направлял их творцов туда, куда считал нужным, необходимым. Людям старшего поколения это его неослабное внимание очень хорошо известно. Как, впрочем, его внимание и к другим областям жизни: к науке, к армии, к промышленности — ко всему.
Ну и его личные художественные вкусы имели, конечно, огромное значение, особенно в предвоенные и послевоенные годы.
В общем, все годы правления большевиков диктат в культуре был самый крепчайший, были жестокости и насилия, была неослабная, недреманная цензура.
И вместе с тем, смотрите, кто при всем при этом работал в литературе: до двадцать пятого года Есенин, до тридцатого — Маяковский, до тридцать шестого — Горький, во всю мощь развернулся гений Шолохова. Были Алексей Толстой, Пришвин, Леонов, Фадеев, Паустовский, Катаев, появились Твардовский, Смеляков. Музыку создавали Прокофьев, Шостакович, Хачатурян, Глиер, Дунаевский, Шапорин, Александров. На театре творили Станиславский, Немирович-Данченко, Таиров, Вахтангов, Завадский. Среди актеров блистали Качалов, Москвин, Тарханов, Черкасов, Симонов, Щукин, Жаров, Ильинский, Тарасова, Пашенная, Яблочкина. Пели Нежданова, Обухова, Лемешев, Козловский, Михайлов, Пирогов. Танцевала Лепешинская. Вышла на сцену Уланова. На эстраде появились Русланова, Шульженко. В молодом кинематографе поднялись Эйзенштейн, Пудовкин, Довженко, Герасимов. В живописи до тридцатого года работал Кустодиев, до тридцать девятого — Петров-Водкин, до сорок второго — Нестеров. И еще Корин, Дейнека, Кончаловский, Рылов, Юон, Сергей и Александр Герасимовы, в скульптуре — Шадр, Меркуров, Мухина.