Охвостьем, что ли, великим хочется быть у Запада?
И вы знаете, сколько уже среди молодых, да и не только молодых, таких, которые стыдятся, что они русские, во всяком случае, жалеют, что русские, и страны своей стыдятся, многие даже с искренней печалью — Родина ведь.
Метода была выбрана блестяще.
В так называемую перестройку объявилась вдруг целая орава невероятных говорунов и крикунов, в основном из научной вузовской, журналистской и творческой публики, которые, как тогда говорили, начали «раскачивать лодку». И пример им в этом подавал не кто иной, как последний партийный, никчемный и пустой до ужаса генсек ЦК КПСС. Сама себя эта публика именовала демократами, и поначалу-то без устали и на каждом, что называется, углу горланила, разоблачала, обличала все худое, что было совершено в советские времена, особенно в жесточайшие сталинские.
Слов нет, партия большевиков, превращенная в невиданную в истории по своей дееспособности государственную машину, как всякая стальная машина, была слишком ограниченна, тупа и бездушна в своих действиях, и в конечном-то счете вела страну уже не столько к социализму, сколько от него. Святая высочайшая идеология существовала уже сама по себе, как некий фетиш, которому всех обязывали поклоняться, но которому в реальной жизни следовали все меньше и меньше, и прежде всего верхи самой партии, переродившиеся в элементарных ханжей-начетчиков и утонувших в благополучии бонз. А от этого плодились не только простейшие ошибки и провалы во всех областях жизни, но и прямые преступления, от которых людям становилось невмоготу. И вскрывать все это, исправлять, спасать, реформировать было, конечно же, необходимо. Потому-то большинство народа всячески и приветствовало и поддерживало этих вдруг народившихся демократов-борцов-обличителей, говорунов и крикунов. Но потом те ринулись и в глубь истории нашей, стали и там все ворошить и переоценивать, обнаруживая, вернее — выкапывая и там в основном только поганое да препоганое. У большевиков в их исторических погромах хоть классово все четко разделялось, и что нужно возносилось и прославлялось до небес, и сам народ никогда не поносился, а всерьез осмысливался, и даже его явные минусы объяснялись теми или иными объективными социально-историческими причинами. А эти, в конечном счете, лютей, страшнее всего именно в народ и вцепились: стали объяснять, что все, мол, беды в России не от каких-то правителей-тиранов, бездарей и иноземщины и не от бесчисленных вражьих нашествий и разорений, а от него самого, из-за того, что он, народ русский, так ленив, неумен, неумел, нерачителен, недисциплинирован, такой большой выпивоха.
— Не повезло, не повезло нам с народом! — вроде бы полушутя, а на самом-то деле более чем серьезно тысячеустно ведь повторяли.
Словно великую Россию создали именно эти балаболы, а не охаиваемый ими русский народ.
Не правда ли, до чего опять знакомые речи, начатые еще приснопамятным Петром.
Недаром он стал главным отечественным кумиром новоявленных демократов. А лопающийся от жира временный премьер с явно садистскими наклонностями даже сделал фальконетовский памятник Петру эмблемой своей якобы партии.
И Чаадаева извлекли из нафталина и стали тыкать всем в нос как пророка-провидца, который вон еще когда разоблачил и заклеймил «эту» страну и «этот» народ и указал, что спасение только в следовании Западу, за Западом.
Настоящую ведь эпидемию устроили в стране по очернению, унижению и втаптыванию в грязь русского народа и всего, что имеет к нему отношение.
Ничем, никакой мерзостью, подлянкой и откровенной клеветой не брезговали. Всех поносителей и ненавистников России изо всех веков повытащили и трезвонили о них, всех отщепенцев, предателей, подонков и маньяков из-за границ волокли, чтобы только добавили новых помоев.