Такие «портреты» были чрезвычайно популярны в народе и выпускались в несметных количествах, причем всего в двух вариантах: богатыри, полководцы и цари верхом на вздыбленных конях с копьями и мечами в руках неслись на врага или уже громили его, а витязи и королевны чаще всего просто стояли лицом к зрителю и в руках у них и возле ног были цветы да сзади иногда виднелись дворцы. То есть самые что ни на есть бесхитростные, а композиционно так даже сверхпростые картинки. Откуда же тогда такая популярность?
Основная причина как раз в их художественных, совершенно уникальных декоративно-колористических достоинствах.
Алеша Попович, Бова Королевич, Дружневна и все остальные подобные персонажи необыкновенно красивы и праздничны. Лица у всех приятные, фигуры стройные и статные, и кони под ними красивые. А как разукрашен-то каждый, как разузорен! Плащ и шапка на Алеше Поповиче в горностаях, щит отделан золотом, сбруя расшита орнаментами, под ногами коня огромные дивные цветы. Такие же цветы и в руках у Дружневны и вокруг нее. И платье ее все в вышитых цветах, только меньших размеров, и еще отделано тонкими кружевами, вышивкой, лентами и бусами. Красочное богатство и узорочье колдовские, и все так тонко сгармонировано, что на голубовато-сером листе бумаги эта пава и сама выглядит как неповторимо прекрасный фантастический цветок который как будто прозрачно-тепло светится и тихоне ко позванивает, особенно в ранние сумерки, когда в доме еще не зажгли огонь, а за окнами уже непроглядная зимняя хмарь и жалобно скулит ветер.
То есть в лубках-портретах воплощено глубоко народное понимание достоинства и красоты человека и красоты изобразительного искусства.
«Большей частью граверы резали доски просто без оригиналов и без заказа, — вспоминает один из лубочников, — так называлось на волю, — вольная работа, что вздумалось какому граверу: пришло в голову глупого или смешного, тотчас покупает доску, вырежет и несет к заводчику, который и приобретает ее, потом преспокойно оттискивает картинки».
Из печати готовые оттиски шли на раскраску. Если это было в Москве, их везли в село Измайлово. В то самое, где находился один из подмосковных царских дворцов. Большинство мужчин Измайлова или тоже были художниками-лубочниками, резавшими гравюры на дереве и на меди, или не менее искусными стекольных дел мастерами, ибо тут еще в 1669 году «про обиход великого государя» был построен один из первых русских стекольных заводов, выпускавший высокохудожественные «рюмки в сажень, кубки долгие потешные, тройные рюмки, паникадила фигурного дела, яблоки с фигурами».
А женщины этого села и девчонки-подростки почти поголовно занимались раскраской лубков, или, как тогда говорили, «иллюминовали» их. Такое разделение труда наладилось, правда, не сразу, и наиболее сложные и задиристые картинки художники, судя по всему, раскрашивали сами, но основная масса листов попадала все-таки от печатников со всей Москвы к Измайловским женщинам и девчонкам, а значит, именно их мы должны благодарить в первую очередь за удивительные декоративно-колористические качества лубка.
Краски изготавливали сами. Покупали на торгу У Москворецкого моста сандал, варили его в воде с малой добавкой квасцов — получали глубочайшую малиновую. В воде с медом растворяли ярь медянки, употреблявшейся для окраски крыш, — это была яркая зеленая. На желтую шла крукомоя, вареная с молоком, на красную — сурик, разведенный на яичном желтке с квасом.
Работали, конечно, не в одиночку, а у кого сколько женского полу было, и каждая, само собой разумеется, что-нибудь перенимала, заимствовала у матери, у сестер, у соседок. Представляете, какое обостренное чувство цвета и цветовой гармонии развивалось в такой обстановке у наиболее одаренных женщин, они ведь буквально с колыбелей росли среди красок, среди их бесконечных чарующих сочетаний, их игры. И каждая ведь непременно еще и что-то свое вносила в роспись, сообразное своему характеру, вкусам. Поэтому-то, при общем единстве, каждый лубок все же всегда с особинкой.
А с какой глубиной и широтой освещалась в лубках любая тема.
На четырех полных листах, составлявшихся затем вместе, повествовалось, скажем, «О государствах и землях и знатных островах, и в которой части живут какие люди, и веры их, и нравы, и что в которой земле родится…»