— В полночь. Когда придет ночная смена. Молчащий телефон никого не встревожит. Аппаратура постоянно выходит из строя.
— Ну и отлично, — сказал второй агент. Он был полнее первого и говорил медленно подбирая слова. — Насколько я понимаю, вы большевик?
— Да, — ответил партизан почти враждебно.
— Нет-нет, все в порядке, — поспешил успокоить его агент. — Я люблю с вами работать. Вы все толковые ребята.
— Военная разведка вежлива.
— Кстати, — заметил англичанин, сидящий справа от Витторио, — я Эппл, Яблоко, а он — Пеар, Груша.
— Ваше имя нам известно, — сказал Пеар, взглянув на партизана.
— А как меня зовут, неважно, — усмехнулся партизан. — Я с вами не еду.
— Так, давайте быстро обсудим наш маршрут. — Эппл волновался, но держал себя в руках. — Кроме того, в Лондоне хотят поддерживать с вами постоянную надежную связь.
— Мы предполагали, что рано или поздно речь ia этом зайдет.
И они завели беседу, которая Витторио казалась поразительной. Говорили о маршрутах передвижения, о кодах и радиочастотах так, словно обсуждали котировку бумаг на фондовой бирже. Часто упоминали о необходимости «убрать» или «ликвидировать» людей, занимающих различные посты, — для них это были не человеческие существа, а нежелательные факторы, от которых надо избавиться.
Что же за люди — эти трое? Эппл, Пеар, безымянный большевик с фальшивым удостоверением личности. Люди, которые убивали без гнева и без сожалений.
Он вспомнил Кампо-ди-Фьори. Слепящие лучи прожекторов, выстрелы и смерть. Теперь и он мог убивать. Жестоко, дико — но говорить о смерти так, как эти трое, не мог.
— ...добраться до траулера, который известен береговому патрулю, поняли? — Эппл обращался к нему, но он не слушал.
— Извините, я задумался, — ответил Витторио.
— Нам предстоит неблизкий путь, — сказал Пеар. — Более пятидесяти миль до берега, а потом минимум три часа плыть морем. Всякое может случиться.
— Я постараюсь быть повнимательнее.
— Одного старания мало, — сказал Эппл, с трудом сдерживая раздражение. — Уж не знаю, чем вам обязан Форин Офис[2], но вы для них важная птица. Нам голову оторвут, если мы не доставим вас целым и невредимым. Так что слушайте внимательно. Корсиканцы доставят нас к побережью. Придется четыре раза менять машины...
— Погодите! — Партизан перегнулся через стол и сжал Эпплу руку. — Парень, который сидел тут с вами в заляпанных краской ботинках, где вы с ним встретились? Быстро!
— Здесь, в Альбе. Минут двадцать назад.
— Кто первый пошел на контакт? Англичане переглянулись. Мгновенно встревожившись, Эппл ответил:
— Он.
— Исчезаем! Немедленно! Через кухню.
— Что? — спросил Пеар, глядя на стойку бара.
— Он уходит, — сказал партизан. — А должен был дождаться меня.
Здоровяк пробирался через толпу к выходу. Он старался сделать это как можно незаметнее — просто понадобилось в туалет и все.
— Что ты думаешь? — спросил Эппл.
— Я думаю, что в Альбе полным-полно парней с запачканными краской башмаками. Они дожидаются незнакомцев, которые рассматривают ботинки каждого встречного. — Коммунист встал из-за стола. — Кто-то выдал пароль. Такое иногда случается. Корсиканцам придется его менять. А теперь идем!
Англичане встали, не подавая вида, что спешат. Витторио последовал их примеру. Он тронул партизана за рукав. Коммунист вздрогнул: он не спускал глаз со здоровяка и уже готов был нырнуть в толпу.
— Я хочу тебя поблагодарить. Партизан обернулся к Витторио:
— Вы теряете время!
Англичане точно знали, где находится кухня, а значит, и выход из кухни. В переулке было очень грязно. У дощатых стен стояли мусорные ящики. Переулок связывал пьяцца Сан-Джорно с улицей, но был так тускло освещен и завален мусором, что сюда редко кто заглядывал.
— Сюда! — сказал Эппл, повернув налево, в противоположную от площади сторону. — Быстрее.
Они выбежали из переулка. На улице было много народу и торговцев, среди которых можно было затеряться.
Эппл и Пеар перешли на спокойный шаг, Витторио тоже. Он заметил, что агенты охраняют его с обеих сторон.
— Не уверен, что этот красный прав, — сказал Пеар. — Может, тот парень просто увидел знакомого. Его поведение не вызывало подозрений.
— У корсиканцев особый язык, — вмешался Витторио и, едва не сбив с ног встречного прохожего, извинился. — Не мог он распознать это, поговорив с ним?