– Правительство просто издевается над нами, – повторял дон Хуан.
При сигнале тревоги прохожие прятались по подворотням, и в завязывавшихся там разговорах общественное мнение проявлялось в полной мере.
– Слыхали, – говорила старуха, заскочившая как-то утром в подворотню к Арана, – говорят, подкоп делают, чтобы ночью пролезть…
– Не мели глупостей, старая, побойся Бога!
– Глупостей! Это кто артачится, вместо того чтобы сдаваться, тот глупости и мелет…
– Что?!
– Пусть замолчит!
– Карлистка! Пусть убирается! За решетку ее!
– А вы поглядите-ка кругом… кто кошек ест, фу! Пакость какая…, А другие так и крыс, А что за вино теперь? Сивуха!
– Зато кто самый богомольный был, так теперь в церковь – ни ногой… Что скажете?
– А то скажу, что каждый день чудеса… Прямо с колыбелькой рядом упало, и ничего. Видать, ангел-хранитель загасил…
– Ну а как капеллана в ризнице убило и голову святому оторвало – гоже чудо?
– Ночью, в карауле, рядом с нашим черным хлебом свою белую булку подкладывают…
– И что?
– А то, что то ли еще будет… Куры по семь дуро, молоко – по шесть реалов с куатильо и яйца – по шесть штука… вот вам и жизнь!
– Это, я скажу, для бедных тяжело, а у богатых понапрятано, белый хлебушек жуют. Знаю я, у кого целый дом окороками забит…
– Молчи, чертовка! – крикнул дон Эпифанио из склада.
– Знаю, знаю… Богатые эти…
– Да какие там богатые! Богатые-то уже далеко, а которые здесь остались, за оставшееся золото все покупают; для бедных – обеды, а кто больше всех страдает, так это мы – вечно между молотом и наковальней.
– Как всегда, как всегда, – тихо проговорил дон Хуан. – Средний класс…
– Да, вы-то, баре, небось кошек не ели…
– Черта в ступе ели!
– Говорят, теперь законным порядком будут цены ограничивать!.. Давно пора!
– Хоть бы молчали, не позорились… Курам на смех. А сами-то жиреют за наш счет, потому и не сдаются…
– Вон! Прочь отсюда! Чтоб прямо в тебя угораздило!..
– У, чертовка! В тюрьму ее!
– Отродье карлистское! – с криком выскочила донья Марикита, в то время как старуха уже улепетывала вдоль по улице. – Правильно «Ла-Гэрра» пишет – не давать пощады этим подголоскам, вывалять их к перьях! Какая наглая…
– Бедняжка! – пробормотала Рафаэла.
Власти действительно ограничили цены на продукты, и торговля пошла из-под полы, причем с покупателя теперь запрашивали еще больше, как компенсацию за возможный штраф.
– Я же говорил – простой математический расчет… Спрос и предложение – великая сила! – говорил дон Хуан, самодовольно улыбаясь.
Он внимательно следил за ценообразованием, полагая, что его побуждают к этому его обязанности главы семейства. Цены на товары, продаваемые в розницу, возросли намного больше, чем оптовые, и повсюду можно было видеть перекупщиков и их неуступчивых клиентов. Семьи со скудным достатком, державшие куриц, берегли их как зеницу ока: яйца резко вздорожали. Трудовая деятельность прекратилась, и в вынужденном обходиться лишь собственными ресурсами городе происходило перераспределение богатств, в процессе которого бедняки, привыкшие себя ограничивать, эксплуатировали возросшие потребности богатых. Наживались и ростовщики, в чьих закромах оседали долгое время находившиеся в неприкосновенности драгоценные семейные реликвии.
Медленно, как во время лихорадки, еще не переросшей в горячечный бред, таяли силы города.
– Стыд и позор! – кричал дон Эпифанио, теряя терпение. – Пусть нападают, как в тридцать шестом, померяемся силами в рукопашной… Но погибать так бесславно!..
– Бесславно? – переспрашивала Рафаэла. – Терпя голод, без воздуха и света?…
– Армия продолжает победное шествие! – отвечал беженец, снова переходя на шутливый тон.
Десятого числа обстрел прекратился, а одиннадцатого уровень воды в реке резко поднялся.
Снося дымовые трубы и с корнем вырывая деревья, над городом пронесся ураган. Один из мостов рухнул, не выдержав напора воды. Люди суеверные были охвачены ужасом. Отчаявшимся горожанам казалось, что конец близок, и все вспоминали известное старое пророчество, согласно которому городу суждено было погибнуть в волнах. Дон Мигель, спокойно слушавший, как рвутся бомбы, теперь, при звуках грома, затыкал уши и прятался под кровать. Дону Хуану пришлось срочно перепрятывать свою муку – боялся, что ее подмочит. Врываясь в полуразрушенные дома, вода довершала ущерб, причиненный обстрелами; затопляя опустелые жилища, она подтачивала и обрушивала их стены; гниющие обломки плавали в воде. А над ними витал горячечный тифозный дух. Безжалостная земля пожирала мертвых.