Камчатка заржала на весь класс. Так, мне это надоело. Девчонки тоже захихикали, пока я доставал запасную ручку, цепочку, состоящую из шариков. На такой обычно носят личные номера военные. Ручку я разобрал, продул. Так, орудие готово. Теперь снаряд… Я взял двумя пальцами крайний шарик на цепочке и просто вырвал его, шарик вставил ручку.
Как попасть в Ларионова при этом так, чтобы учительница не заметила. Значит, поворачиваться категорически нельзя, а тогда как? Я поднял голову и увидел чашеобразную люстру. Внезапно я понял, куда нужно стрелять, чтобы попасть в него. Довольно обширное место. Мне нужна лицевая часть… ага. Так, нашёл.
Сзади ещё слышалось весёлое ржание, когда учительница отвернулась. Только сейчас я понял, что не попаду. Нужна слишком большая сила и точность. Ну, попытка – не пытка. Я поднял голову и плюнул в трубку. Шарик отлетел от люстры с характерным звуком, через секунду услышав:
–А! Что-то попало в глаз…
Я едва не присвистнул. Нет, определенно что-то во мне изменилось. Учительница моментально обратила внимание на раненного истерика:
–В чём дело?!
–В меня Климов из трубки попал!
Вот, падаль. Мало того, что такая тварь, так ещё и глазастый. Или просто нашёл на кого скинуть? Учительница сразу посмотрела на меня, а я уже изобразил лицо мальчика-одуванчика:
–Я даже не поворачивался! – развёл я руки в сторону.
Руки сами сразу спрятали трубку. В общем, учитель, помня, какой я тихий и умный мальчик, наорала на Ларионова, отправила его умыться. Тот обошёл первый ряд и вышел. Я повернулся к Шепунову и подмигнул, тот округлил глаза и ткнул в сторону Камчатки. Я кивнул.
–Итак, сейчас проверим домашнее задание…
Тут в голове всплыло, что нам задавали какую-то теорему с огромным доказательством. Я планировал за день до курсов её выучить, но мне вчера, мягко сказать, было не до того.
–Сашенька, ты же нам подскажешь, если что? – послышалось за спиной.
Нет, запах селёдки меня просто убивал. Господи, куда делся мой вечно заложенный нос?
–Меня интересует четвёртая теорема в вашем учебнике, по теме тригонометрическая форма записи комплексного числа.
Елки-палки, об одно название язык сломаешь. Оказывается, ещё и ни одна теорема… может вместе с необыкновенными физическими и умственными способностями, у меня появилась и удача?
–Сегодня первое мая, так… – учитель смотрела журнал. – Климов к доске.
Нет, удачи как не было, так и нет. А логика учителей вообще крайне интересная: я явно не был первым в списке, потому, что первое число, не был пятым по числу месяцев, и даже не шестым, если эти числа сложить. Да даже если ещё и год прибавить – не фига это не я. Я встал и вышел к доске, уже готовясь сказать «не знаю».
Учительница смотрела в журнал, большая половина класса пыталась помочь, нашёптывая. Лена листала учебник, а Антон выставил его в проход, держа на нужной странице. Нет, слишком далеко, а шёпот можно было разобрать, но говорили кусками. Так, что теорему не сложишь. Но тут я присмотрелся к учебнику Антона и оторопел: на расстоянии десяти метров я видел каждую букву и запятую, написанную мелким шрифтом. Когда я увидел формулы, мне хотелось провалиться отсюда прямо на первый этаж.
Я пробежал глазами всю страницу, но понял, что бессмысленно: такое невозможно запомнить с первого раза.
–Ну, что, Климов? – спросила учительница. – Тишина в классе!
Все замолчали, Лена смотрела на меня, как на умирающего пациента, Антон убрал книгу, взявшись за голову. Не отвечу я – вызовут других, потому, наверное, мне так помогали. Или я перестал верить в людскую доброту?
Но внезапно я вспомнил каждое слово, каждый знак препинания, каждую формулу в этой теореме. Наверное, я улыбался, как полный дурак, потом подошёл к левому краю доски, где лежал мел, левой рукой взял кусочек, подкинул вверх и поймал правой у себя за спиной. Сзади кто-то хмыкнул.
–Да легко, – ответил я.
После того, как написал теорему, я произнёс её вслух. Учительница довольно закивала, класс раскрыл рты, все, кроме моей «любимой» компании. Всё ясно. У них одно объяснение: ботаник – он и в Африке ботаник.
–Молодец. Даже написал красиво. Поработал, наверное, над почерком?
Я посмотрел на доску и в миллионный раз за это утро удивился. Красивый каллиграфический почерк. А куда делись мои иероглифы, написанные лапой курицы-инвалидки? Нет, изменения во мне только радовали. Пока, что. Я написал доказательство, одновременно поясняя его.
Потом я всё дописал и отошёл в сторону, учитель начала проверять. Я внимательно следил за ней, зачем-то взяв ещё четыре кусочка мела.
–Э, крот-ботан, а ещё что-нибудь расскажешь? – послышался голос Молотова.