— Я даже не поворачивался! — развёл я руки в сторону.
Руки сами сразу спрятали трубку. В общем, учитель, помня, какой я тихий и умный мальчик, наорала на Ларионова, отправила его умыться. Тот обошёл первый ряд и вышел. Я повернулся к Шепунову и подмигнул, тот округлил глаза и ткнул в сторону Камчатки. Я кивнул.
— Итак, сейчас проверим домашнее задание…
Тут в голове всплыло, что нам задавали какую-то теорему с огромным доказательством. Я планировал за день до курсов её выучить, но мне вчера, мягко сказать, было не до того.
— Сашенька, ты же нам подскажешь, если что? — послышалось за спиной.
Нет, запах селёдки меня просто убивал. Господи, куда делся мой вечно заложенный нос?
— Меня интересует четвёртая теорема в вашем учебнике, по теме тригонометрическая форма записи комплексного числа.
Елки-палки, об одно название язык сломаешь. Оказывается, ещё и ни одна теорема… может вместе с необыкновенными физическими и умственными способностями, у меня появилась и удача?
— Сегодня первое мая, так… — учитель смотрела журнал. — Климов к доске.
Нет, удачи как не было, так и нет. А логика учителей вообще крайне интересная: я явно не был первым в списке, потому, что первое число, не был пятым по числу месяцев, и даже не шестым, если эти числа сложить. Да даже если ещё и год прибавить — не фига это не я. Я встал и вышел к доске, уже готовясь сказать «не знаю».
Учительница смотрела в журнал, большая половина класса пыталась помочь, нашёптывая. Лена листала учебник, а Антон выставил его в проход, держа на нужной странице. Нет, слишком далеко, а шёпот можно было разобрать, но говорили кусками. Так, что теорему не сложишь. Но тут я присмотрелся к учебнику Антона и оторопел: на расстоянии десяти метров я видел каждую букву и запятую, написанную мелким шрифтом. Когда я увидел формулы, мне хотелось провалиться отсюда прямо на первый этаж.
Я пробежал глазами всю страницу, но понял, что бессмысленно: такое невозможно запомнить с первого раза.
— Ну, что, Климов? — спросила учительница. — Тишина в классе!
Все замолчали, Лена смотрела на меня, как на умирающего пациента, Антон убрал книгу, взявшись за голову. Не отвечу я — вызовут других, потому, наверное, мне так помогали. Или я перестал верить в людскую доброту?
Но внезапно я вспомнил каждое слово, каждый знак препинания, каждую формулу в этой теореме. Наверное, я улыбался, как полный дурак, потом подошёл к левому краю доски, где лежал мел, левой рукой взял кусочек, подкинул вверх и поймал правой у себя за спиной. Сзади кто-то хмыкнул.
— Да легко, — ответил я.
После того, как написал теорему, я произнёс её вслух. Учительница довольно закивала, класс раскрыл рты, все, кроме моей «любимой» компании. Всё ясно. У них одно объяснение: ботаник — он и в Африке ботаник.
— Молодец. Даже написал красиво. Поработал, наверное, над почерком?
Я посмотрел на доску и в миллионный раз за это утро удивился. Красивый каллиграфический почерк. А куда делись мои иероглифы, написанные лапой курицы-инвалидки? Нет, изменения во мне только радовали. Пока, что. Я написал доказательство, одновременно поясняя его.
Потом я всё дописал и отошёл в сторону, учитель начала проверять. Я внимательно следил за ней, зачем-то взяв ещё четыре кусочка мела.
— Э, крот-ботан, а ещё что-нибудь расскажешь? — послышался голос Молотова.
Учительница повернулась, погрозила кулаком и продолжила проверять. Я пропустил мимо ушей, но задумался: а если запустить отсюда мелом, пробью ли я ему голову? Ну, или хотя бы нос сломаю?
— Саш, ты чего? — спросила девочка.
Господи, ну зачем ты ела эту рыбу?! Ну и что, что я жонглирую пятью кусками мела в одной руке, даже не понимания этого? Стоп. Рука замерла, поймав все пять кусочков. В который раз я удивляюсь?
— Молодец, Климов, садись.
Я подмигнул Лене и сел на место, успев заметить, как она улыбается.
— И мел на место положи…
В классе прошёл хохоток, я картинным движением уложил все пять кусочков и снова приземлился. Я пролистал пару страниц и порезал палец о страницу. Сквозь зубы я выругался, когда кровь капнула на парту. Сильно порезал, блин. Я сжал руку в кулак и посмотрел по сторонам. Все смотрели на учительницу, которая опять что-то объясняла. Я вновь посмотрел на палец, платком из кармана вытер кровь и внимательно посмотрел на палец. А где порез?!
— Так, давайте на перерыв. Через двадцать минут все в класс, — сказала преподаватель.
Я зачем-то схватил рюкзак с собой и вышел из кабинета, но меня живо догнала Лена. Я остановился у подоконника, ловя её восхищённый взгляд:
— Какой же ты молодец! Выучить такую теорему!
— Мне Антон с книги дал списать, — признался я.
— С твоим-то зрением досмотреть до Шепунова? Не ври мне…, - она немного замялась, разглядывая меня. — Никогда не замечала, что ты такой высокий и широкоплечий…
Да вы сговорились что ли?! За одну ночь я вырос? Про плечи ещё никто не говорил. Как-то странно. Затем она посмотрела мне прямо в глаза, и вновь я увидел на лице удивление. Ну и что на этот раз?
— Решил всё-таки в линзах ходить? Или… просто никогда не видела, чтобы у тебя были голубые глаза.
Так, в линзах мои глаза становились с просто зелёных до ярко зелёных. Может, мама подсунула их вечером? Какие-то новые? Похоже, да. Иначе никак не объяснять более острое зрение. Сзади подошёл Антон и обнял меня за плечи:
— Ну, ты даёшь! Как ты смог прочитать с такого расстояния и всё запомнить?! А в Ларионова как попал, не поворачиваясь?
Тут Лена округлила глаза, а я Шепунову выписал щелбан:
— Я тебе говорил геометрию учить? Вот я учил!
Антон рассмеялся, я тоже улыбнулся. Из класса вышел Молотов и наши взгляды встретились. Нет, он сначала пойдёт к Ларионову, только потом будет наезжать на Антона. И на меня.
— Я пойду по делам, не скучайте, — сказал я и пошёл в сторону туалета.
Мы были на втором этаже, а туалет находился в конце коридора, далеко от класса и ещё дальше от лестницы. Если честно, то я хотел увидеть там этого горе-снайпера и просто поговорить. Может, Антона не тронет? Виноват в любом случае я.
Я зашёл в туалет и закрыл за собой дверь. Никого. Пусто. Хмыкнув, я пошёл в конец, там слева была раковина с зеркалом. Справа от неё было множество труб и подоконник. Я закинул рюкзак на подоконник и посмотрел в зеркало. Боже, неужели я действительно вырос? Я помню на каком уровне было зеркало. Если я был метр семьдесят с хвостиком, то сейчас примерно метр восемьдесят. Плечи тоже стали шире, а руки более мясистые и объёмные.
— Что же сделал со мной этот монстр-спаситель? — спросил я сам у себя.
В зеркале я увидел свой рюкзак, лежащий на подоконнике, и мне он показался слишком объёмным для пустого. Я повернулся к нему и открыл большой отдел. Меня словно ударило током, руки задрожали, а я смотрел не отрываясь. Вот и футболка… я вытащил её из рюкзака и внимательно рассмотрел. Всё, что ниже солнечного сплетения было в засохшей крови, отчётливо были видны три пореза спереди и один сзади. И одна дырка от пули со стороны спины.
Я в панике засунул её обратно и часто задышал от волнения. Черт, и где же астма?! В такие моменты она и должна проявляться, но нет. Я не верил своим глазам. Так выходит не галлюцинации?! Я кинулся к зеркалу и раздвинул веки. Я внимательно смотрел и не мог оторваться просто потому, что не верил. Не было никаких линз. И тут я вспомнил, что снимал их на вечеринке, когда поплыло в глазах. Неужели я так хорошо видел без всяких средств?!
Только сейчас я догадался снять футболку. Я её закинул на подоконник и меня пробил пот. Каждая мышца была отчётливо видна, каждый кубик пресса, бицепсы, мышцы груди, «крылья», плечи. Черт возьми, откуда это?! И лишь потом я обратил внимание на три шрама. Между ребрами, на животе и у солнечного сплетения. Я повернулся спиной и увидел шрам от ножа и шрам от выстрела. Прямо на позвоночнике.
— О Боже, — сказал я и посмотрел на глаза своего отражения.
И только сейчас в голове возникла вспышка. Вновь я почувствовал капли дождя на лице. Вновь я лежал на асфальте, держась за смертельные раны. Это было похоже на фильм от первого лица. Я вновь увидел этот свет за тучами. Через две секунды он пропал, и я почувствовал страшнейшую боль, но не вскрикнул. Я почувствовал жжение в ранах, боль в костях, словно их невидимая рука растягивает и делает толще.