— Это я понимаю.
— А если понимаешь, так думай, пока у тебя мозги от алкоголя не скукожились.
— Думай … о чем?
— Не понял? Если ты хочешь отсюда сбежать, предложи им, как жить в будущем и оставаться счастливым, подкинь идею, как уменьшить шок от надвигающегося будущего, тебя и выпустят отсюда. Теперь понял?
— Какую идею?
— Похоже, я зря тут соловьем разливаюсь, — она встала.
— Подожди. Как тебя зов… телефончик д-д-ай.
— Отрезвей сначала, — и она ушла.
Думай … не думай. Не о чем думать. Еще выпью и домой пойду.
Придя домой, он плюхнулся в постель. Стоп! Дневной отчет, все-таки миллион есть миллион … очи синие бездонные цветут на дальнем берегу.
Утром он проснулся еще не окончательно отрезвевший. Что-то вчера произошло. Дай вспомнить. После пьянки всегда, как говорится, есть что вспомнить. Что там было? Что-то необычное. В душу запало, а память отказала. Он вывел на экран вчерашний отчет. Там была только одна фраза: «Очи синие бездонные цветут на дальнем берегу». Похоже, он вчера сильно перебрал.
Очи синие, очи синие … Почему синие? Очи черные, очи страстные, очи жгучие и … Надо опохмелиться. В руку услужливо легла рюмка коньяка, вынырнувшая словно ниоткуда. Очи синие … на него смотрели внимательные синие глаза. Вчера он видел эти глаза. Где? А где он был?
Постепенно как из тумана вплыло лицо молодой очаровательной девушки, светлые чуть золотистые кудри, как у девочки. Дима оттолкнул рюмку. Вчера в ресторане … она что-то говорила, что-то очень важное. Давай, вспоминай, дубина! Его слегка мутило. Он лег на кровать, так было легче сосредоточиться. Она что-то говорила о контракте. Что? … Цель … Всякий эксперимент имеет цель … Цель контракта: получить от него идею … Идею чего? … Как уменьшить шок от будущего и как быть счастливым в будущем. Вот! Легко сказать!
Дима задремал. Во сне он видел ее, ее синие глаза, ее светлые кудри. Во сне она казалась ему девочкой. Он погружал руки ее в шелковистые кудряшки. Мои руки, словно пара лебедей, в золоте волос твоих ныряют. Хотелось нежно прижать ее к себе, как ребенка. Проснулся только под вечер. Пить не хотелось. Полночи он просидел, читая социологическую литературу, благо в сети ее было полно.
Сначала надо все разложить по полочкам. Что мы имеем?
Первое впечатление: вода из этих социологов льется бурным потоком, в котором ценные мысли тонут, как в омуте.
Помогать людям строить стабильные зоны, где они чувствуют себя комфортно и могут не отказываться от милых привычек прошлого.
Наряду с анклавами будущего создавать анклавы прошлого — сообщества, в которых кругооборот новшеств и выбор сознательно ограничен.
Поставить перед образованием задачу воспитания людей, у которых «будущее в крови». Не вдолбить знание, а научить самостоятельно учиться, развивать способности принимать решения.
Нужно создавать курсы о будущем, где студенты могут изучать вероятное будущее, побуждать их к свободному размышлению, с фантазией о том, какое будущее будет в следующем поколении, создавать «центры воображения», предназначенные для мозгового штурма.
Создавать личных роботов, которые могли бы разобраться в системе ценностей своего хозяина и подавать продуманные советы для принятия решений.
Необходимо предвидеть воздействия любого нововведения на социальную, культурную и психологическую среду. Там, где эти воздействия могут нанести серьезный вред, внедрение нового должно быть приостановлено для более тщательного изучения.
Должно сделать предположения о профессиях и должностях, которые будут востребованы в ближайшем и отдаленном будущем. Например, предсказатель будущего, специалист по взаимодействию робот/человек, управляющий сообществом роботов, консультант для пожилых людей, галактический архитектор.
Пожалуй, все. И что же мы имеем? По большей части банальные предложения. Идея с обучением вообще с патлатой бородой. «Учись, мой сын, наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни» сказал еще Борис Годунов своему сыну Феде. Уже тогда жизнь была неуловимо скоротечной, а образование было в почете, впрочем, как в любые другие времена.
Короче, устарела старина и бредит старым новизна, а любое утверждение становится очевидным, когда тебе всё объяснят.
За эти Димины социологические изыскания конфетку ему, конечно, не дадут, но в дневной отчет вставить можно для галочки.
Все это полумеры, соломинка в бурном потоке. Какие могут быть профессии? Роботы всё, буквально всё, будут делать лучше, чем люди. Какой «специалист по взаимодействию робот/человек»? Да роботы будут сами общаться с человеком во сто крат лучше людей. «Управляющий сообществом роботов» это, читай, пастух, управляющий современным предприятием. А человек-«галактический архитектор» вообще курам на смех. Да он загнется в космосе там, где робот глазом не моргнет.
Что можно предложить?
Человек боится излишней самостоятельности роботов. Разумно ввести законодательное ограничение на проявление воли роботов. Тут не вредно вспомнить три закона робототехники, давным-давно сформулированные писателем-фантастом Айзеком Азимовым.
Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред.
Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону.
Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому или Второму Законам.
От всех бед, конечно, не спасает, но помочь может, как черновая наброска. Кое-что такое у них, наверняка, реализовано в их модели будущего. А вот и профессия нарисовалась: юрист по законам робототехники и обязательно человек, а не робот.
Но в целом, нужен другой подход.
Дима гулял по улицам, полностью погруженный в свои мысли. Он не мог ни о чем больше думать, почти ничего не замечал вокруг. Наконец-то, это была работа, пусть теоретическая, пусть надуманная, подсказанная таинственной незнакомкой. Но это была работа, и он был счастлив.
Неудивительно, что Дима не сразу заметил изменения в рекламе, которая казалась и раньше навязчивой, теперь словно сорвалась с цепи. Когда он подходил к рекламным щитам, они становились объемными. Длинноногие девицы сходили с реклам, окружая его и наперебой предлагая то шедевры кулинарии, то божественные напитки. Импозантные мужчины демонстрировали одежду и обувь. Обворожительные красавицы заманивали его в рекламные щиты, где разворачивались аттракционы, игры, праздники и вообще черт те что. Чего они всполошились-то? Почуяли, что теряют над ним контроль. Вся рекламная вакханалия поняла, что ее царству приходит конец и изо всех сил барахталась, как зверь, попавший в западню.